– А кто будет от «Витафармы»? Там вообще кто-то остался после смерти Виталия Красицкого? – спросил Андрей.

      – А от «Витафармы» будет сестра Красицкого Секлетея – этот айсберг в океане. Я познакомился с ней незадолго до смерти Виталия. За вечер она сказала мне слов пять или шесть, а на мою болтливую Лёку смотрела свысока и на ее вопросы почти не отвечала – разговаривала только с братом и на деловые темы. Она у него была кем-то между бухгалтером и переводчиком. Не знаю, как она может управлять «Витафармой». Надоело ей это, наверное, вот и затеяла слияние, – сказал Главный и протянул Андрею пригласительный билет.

      Андрей взглянул на приглашение на роскошной глянцевой бумаге и подумал: «Узнаю почерк «Полимеда» – они всегда пускают пыль в глаза. И «Балчуг Кемпински» – это тоже их выбор. Секлетея – какое редкое имя, может быть, это она!? Да нет, навряд ли».

      После таких новостей Андрей решил поехать домой и хорошенько выспаться. Утром еще нужно заглянуть в барбершоп к его верному цирюльнику Никите, который был отличным барбером, а его салон на Патриарших сиял, благоухал и всем интерьером подчеркивал элитный уровень клиентуры. Андрей относил себя к интеллектуальной элите и любил придавать своему облику продуманную элегантную небрежность. Одна из его подруг как-то сказала, что он похож на викинга: высокий, сильный, белокожий, светловолосый и голубоглазый. Ему это понравилось, и он решил отрастить бороду, которая оказалась коричневой с бронзовым отливом. Он стал одеваться в стиле casual: в джинсы, вельветовые брюки, майки, свитера и фланелевые рубашки. На официальные мероприятия он надевал строгие и элегантные костюмы с обязательной белой рубашкой и галстуком или шейным платком в зависимости от уровня официоза.

      Андрей лежал в постели и не мог заснуть. Он вспомнил о единственной ночи с ней, и сердце бешено заколотилось. Он старался не думать про утро, когда она была другой – молчаливой и печальной. С холодной улыбкой она предложила ему завтрак. И его удивил изысканно сервированный стол: белая накрахмаленная скатерть, мельхиоровые приборы1, фарфоровые тарелки, подставки, серебряный кофейник и молочник. Она мало говорила, вежливо улыбалась, и ему на мгновение показалось, что они на дипломатическом приеме. Она поблагодарила его, поцеловала и сказала, что обязательно позвонит. Он привык, что все его подруги звонили и не просто звонили, а обрывали телефон. Андрей снисходительно ждал, потом стал звонить сам, но телефон не отвечал. Больше он ее не видел. И вот теперь интуиция ему подсказывала, что завтра это будет она. Но у нее другая фамилия. Может быть, она вышла замуж?

      Утром он проснулся рано и по дороге в парикмахерскую любовался восходом солнца, вдыхал холодный осенний московский воздух и думал о том, что в то утро семь лет назад была такая же погода. Он прошел Патриаршие пруды, потому что забыл о парикмахерской, и проследовал по Малой Бронной к Тверскому бульвару. Ему вдруг захотелось просто постоять у ее дома. На Большой Никитской, или, как он ее называл, улице Герцена, он повернул в Брюсов переулок и боковым зрением увидел ее окна. Не останавливаясь, он направился в храм Воскресения, где как раз шла утренняя служба. Ставя свечу к иконе Казанской Божьей матери – а он больше всего любил именно эту икону – он представил ее такой, какой она была в ту единственную ночь. Она вся светилась так, что ему в какой-то момент показалось, что светает, но до рассвета было далеко. В спальню то и дело приходил ее кот, который ревниво мяукал. Кот был разноцветным, пушистым и толстым, и Андрей подумал, что таким может быть только Кот Бегемот2.

      «Увидеть ее еще раз и забыть, если она не узнает его», – подумал Андрей и вдруг встрепенулся, вспомнив, что все женщины без ума от него и что ему пора в барбершоп на Патриарших, чтобы вечером быть привлекательным. А потом домой одеваться и к 16 часам в «Балчуг» на мероприятие. А потом будь что будет…