Весеннее солнышко приятно грело душу. Первая зелень уже пробилась сквозь панцыри почек и красовалась нежными изумрудами на гибких ветках.

      Высокое небо набирало в себя голубизну.

      Зима, а вместе с ней и смерть отступала по всем фронтам, под радостное щебетание птиц. Воздух был пропитан этой бесшабашной магией жизни. Хотелось плакать и смеяться. Любить и быть любимым.

      – Ты чего размечтался? Земля все ещё холодная. Простудишься.

      Грубый голос Вовжика оторвал Добрыню от набежавших грёз.

      – Везёт же людям. Считай в раю живут. Середина марта, а какая благодать. У нас дома ещё снега по колено. А тут вона – птички щебечут.

      – Эх Добрыня, ты как в святое воинство то попал, с такой романтической натурой?

      – Как попал… Со священниками в дружине шёл. А старец наш, что на Афон за благословением шёл, почил. На пол пути. Жрать то надо было что то, а денег ни шиша. Иноков то, мы до святой горы довели. Их там и приютили. А сами всей ватагой подрядились к местному барону. Тот как раз в святое воинство рекрутировал солдат на войну с сарацинами.

      – И где сейчас твоя ватага?

      – Семь лет войны. Легли все в землю сырую. Один я остался.

      – А я третий год воюю. Наследника своего Сбыжика не видел ещё. Жирка пишит удалой карапуз растёт. А ты так дома и не был все семь лет?

      – Нету его, дома. Там сейчас татары хозяйничают. Пала святая Русь под их кривыми мечами. Так что мне без разницы где и за что голову сложить.

      – У нас в ратники только благородных берут.

      – А что воюют только благородные? Вся пехота. Мечники, копейщики, арбалетчики – они все знатные?

      – Нет конечно. Это мясо. Расходный материал. Не гоже дворянам в самое говно лезть. Для этого крестьяне и нужны. Я вот только не пойму, как ты холоп до рыцаря вырос.

      – А что за дело тебе до моего рыцарства? Сюзерен твой считает меня рыцарем и все. Уймись.

      – Благородство оно в крови. Его зверствами не заработать. Как бы ты не старался. Ты всегда будешь холопом и рабом.

      – Ляпнул так, словно смерть нас сортировать будет, или благородных стрелы облетают. – Славянин улыбнулся.– глупый ты, хоть и лях. Все мы, для святош из церкви, лишь солдаты. Убийцы. Орудие для достижения их целей. Им реально плевать на нас.

      Поляк нервно начал играть с ремнем удерживающим наплечник. Небольшой букетик цветов вынырнул из под стали доспеха. Славянин улыбнулся.

      – Сам то не одну войну же прошёл, а подснежников набрал… а я значит романтик…

      – Так это для оберега… Подснежники – гнилые взоры отводят порчу навести не дают. У нас в деревне знахарка была. Вот она и научила. Мы ей травы да коренья собирали, а она нас всяким защитным оберегам учила.

      – Откуда знаешь, что они не тёмные обряды?

      Смотри Епископ прознаёт, сожжет и глазом не моргнёт.

      – Тёмные, не тёмные – польский пан улыбнулся – я то все ещё жив, и ни царапинки на теле. Хотя сам знаешь я в задних рядах не отсиживаюсь.

      – Епископу плевать. Ради наживы он и невинного под пытки бросит, да на костёр отправит. А тут на кону сокровища Тамплиеров. – Русич улыбнулся. – Не зря же мы четыре перехода без продыху шли. Видать прознали церковники что-то.

      – Думаешь они на самом деле такие огромные? Сокровища эти?

      Добрыня пожал плечами.

      – Говорят среди них даже святой грааль и плащеница Иисуса. А золота накопленного за время крестовых походов – целые горы.

      – Значит будет чем поживиться – заерзал Вовжик. Славянин закрыл глаза и повернув лицо к солнцу продолжал нежиться в его нежных лучах. Лях опустился рядом приминая свежую травку, едва пробившуюся сквозь дёрн.

      – Отобьём сокровища, брошу службу. Может куплю себе землицы, деревеньку с бабами…—

      Голос Вовжика сделался приторно сладким от нахлынувших мечтаний.

      – Что то внутри меня подсказывает, что даже если мы и найдём сокровища, то его уже поделили. И нашей доли в этом дележе нет.

      – Глупый, ты, Добрыня – не зря сын холопа. Как же ж долю рыцарству не отдать? Нас тысяча мечей. Мы орден. Мы власть.

      – Вовжик, Тамплиеры наверняка так же думали. А теперь травят их, как зверей диких.

      Славянин поднялся и пристегнул меч к поясу.

      – Ты чего хотел то паныч?

      Поляк поник под тяжестью нагрянувших мыслей.

      – Да