Та жизнь была тиха, как ангела любовь.

      День мирно протекал. Я вспоминаю вновь, —

      безоблачных небес широкое блистанье,

      в коляске медленной обычное катанье

      и в предзакатный час – бисквиты с молоком.

      Когда же сумерки сгущались за окном,

      и шторы синие, скрывая мрак зеркальный,

      спускались, шелестя, и свет полупечальный,

      полуотрадный ламп даль комнат озарял, —

      безмолвно, сам с собой, я на полу играл;

      в невинных вымыслах, с беспечностью священной,

      я жизни подражал по-детски вдохновенно;

      из толстых словарей мосты сооружал,

      и поезд заводной уверенно бежал

      по рельсам жестяным…

                                                           Потом – обед вечерний.

      Ночь приближается, и сердце суеверней.

      Уж постлана постель, потушены огни.

      Я слышу над собой: «Господь тебя храни…»

      Кругом чернеет тьма, и только щель дверная

      полоской узкою сверкает, – золотая.

      Блаженно кутаюсь и, ноги подобрав,

      вникаю в радугу обещанных забав…

      Как сладостно тепло! И вот я позабылся…

       И странно: мнится мне, что сон мой долго длился,

      что я проснулся – лишь теперь, и что во сне,

       во сне младенческом приснилась юность мне;

      что страсть, тревога, мрак – все шутка домового,

      что вот сейчас, сейчас ребенком встану снова

       и в уголку свой мяч и паровоз найду…

       Мечты!..

                            Пройдут года, и с ними я уйду,

      веселый, дерзостный, но втайне беззащитный,

      и после, может быть, потомок любопытный,

      стихи безбурные внимательно прочтя,

      вздохнет, подумает: он сердцем был дитя!

      Обыкновенный сад старинный,

      обыкновенный старый дом…

      Друзьям и недругам о нем

      я передам рассказ недлинный.

      В стихах незвучных и простых

      благословлю я жизнь живую,

      изображу я роковую

      нежданную судьбу двоих…

      Скажу о прихоти жестокой

      моей России одинокой,

      моей России бредовой, —

      лишь с оговоркой: при больной

      не рассуждают о болезни.

      Поэт не должен проклинать,

      а уповать иль вспоминать…

      Итак, действительность, исчезни!

      От разрушительных затей,

      от причитающей печали

      мы отвернемся, но едва ли

      былое близкое светлей.

      …………………….

      Душой и телом крепок, строен

      и как-то весело-спокоен —

      таков был в эти дни Андрей

      Карсавин, химик и зоолог.

      Еще