Юся и Эльф. Карина Демина
Читать онлайн книгу.
м случае, Грета не замолчала. А чудовищного вида конструкция, прикрытая пледиком – моим, между прочим, пледиком, всего-то месяц как купленным, – не исчезла.
– …Нам всего-то и надо…
Гретин звонкий голосок мешал сосредоточиться… нет, не на конструкции, которая, как я чувствовала, доставит мне немало проблем как в ближайшем, так и в отдаленном будущем.
На пледике. На моем пушистом пледике из собачьей шерсти. Я три месяца копила на него! Три растреклятых месяца откладывала монетку за монеткой, отказывая себе буквально во всем!
И скопила. А что скопить не удалось, сторговала. И Грета знает, что в тот день я вернулась осипшая от ругани, но счастливая, как никогда прежде. Это же мой подарок!
Себе подарок. На двадцать пятый день рождения, который мы, между прочим, праздновали!
– Ты… – я сумела разжать зубы и коснуться драгоценного пледа.
Розового. В незабудках. Теперь, правда, поверх незабудок расползались жирные пятна.
– Ты его… – я всхлипнула, и Грета замолчала.
Она посмотрела на меня с удивлением. Перевела взгляд на плед. И снова на меня. И на плед…
– П-прости, – сказала она, чистосердечно краснея. – Я… не подумала. Увлеклась немного.
Увлекалась она постоянно, и, как правило, эти увлечения не приносили ничего, кроме проблем. Взять хотя бы того эльфа, чье сердце Грета взялась покорять со свойственным ее натуре пылом. И если бедолага к любовным запискам отнесся еще со снисхождением, сонеты, сочиненные в свою честь, стерпел стоически, равно как и арии в Гретином исполнении, то на попытке моей сестрицы проникнуть в личные покои сломался.
И я понимаю. Лоза порыва страсти не выдержала, как и благородные розы, в куст которых Грета рухнула. И у эльфа сдали нервы. Осознал, бедолага, что в любви для Греты нет преград. А мне пришлось нанимать ей адвоката. И штраф платить. Впрочем, к штрафам я даже привыкла.
– Юся, это всего-навсего плед, – Грета похлопала меня по руке. – Успокойся. Скоро мы станем знамениты. Богаты. И ты купишь себе десяток пледов… сотню…
Сотня пледов мне была не нужна. И десяток.
Одного бы хватило.
Уютного. Теплого. Способного избавить меня от осенней хандры, зимней печали, весенней тоски и летней меланхолии, которую Грета относила к естественным издержкам моей профессии.
– Ты только посмотри! – возвестила она и плед сдернула.
Лучше бы она оставила его на месте.
– Что это?
– Клетка.
– Я вижу, что клетка…
Огромная такая клетка, которая заняла половину нашей кухоньки. И главное, прочная. Почему-то данное обстоятельство меня несказанно порадовало.
– И котик, – тише добавила Грета. – Все любят котиков…
Зверь, сидевший в клетке, недобро сверкнул желтым глазом.
Котик?
Если он и был котиком, то давно, на заре своей кошачьей юности, которая, как и человеческая, минула, унеся с собой разбитые иллюзии и пустые надежды. Кот вырос. Заматерел. Обзавелся десятком шрамов, утратил в уличных боях ухо и глаз… в общем, мы с ним сразу друг друга поняли.
– Зачем нам этот котик? – Я осторожно обошла клетку.
Зверь, точно знавший, что ничего хорошего от жизни ждать не следует, поворачивался, не спуская с меня внимательного взгляда.
– Ты совсем меня не слушала! – Грета хлопнула по столу, и котик издал низкий протяжный звук.
А ведь размеров он немалых, в клетке вон едва-едва помещается. Где сестрица его взяла? А главное, что она собралась с животиной делать?
Может, эльфу своему в подарок пошлет?
Эльфы любят живое…
Правда, было у меня предчувствие, что так легко я не отделаюсь.
– Смотри, – Грета погрозила котику пальцем, но тот лишь завыл громче. – Все очень просто. Помнишь, средство для удаления волос, которое я придумала?
Помню.
Забудешь такое… к сожалению, сестрица моя младшая обладала неуемной фантазией, дипломом алхимика – уж не знаю, каким образом ей удалось его получить, – страстью к экспериментам и небольшими, но крайне раздражающими ее усиками.
Усики эти Грета полагала единственным препятствием к своему счастью, которое после случая с балконом осознало масштабы трагедии и вооружилось судебным запретом на приближение. И данное обстоятельство ввергло сестрицу в трехдневную печаль…
В печали Грета была страшна.
И без печали не лучше… нет, не в том смысле. Она симпатичная. Симпатичнее меня, просто… если уж говорить о ней, о нас с ней, то начать следует с матушки. Она, будучи женщиной суровой, что при ее-то профессии простительно, достигнув того возраста, о котором женщине-то и думать неприлично, все ж решилась снискать толику простого женского счастья. И жертвой ее стал некий полугном, не то польстившийся на матушкино состояние, не то и вправду очарованный ею. Не знаю. Впрочем, о своем отце, которого матушка поименовала