Сердца в Атлантиде. Стивен Кинг
Читать онлайн книгу.
лова все равно стояла перед ним. Прикрытые глаза заволок безмерный цинизм взрослой жизни. Они убеждали Саймона, что все омерзительно.
«Мы проморгали»
Низкие люди в желтых плащах
1960: У них была палка, заостренная с обоих концов
I. Мальчик и его мать. День рождения Бобби. Новый жилец. О времени и незнакомых людях
Отец Бобби Гарфилда был одним из тех ребят, которые начинают терять волосы на третьем десятке, а к сорока пяти годам сияют лысиной во всю голову. Этой крайности Рэндолл избежал, умерев от инфаркта в тридцать шесть. Он был агентом по продаже недвижимости и испустил дух на полу чьей-то чужой кухни. Потенциальный покупатель пытался в гостиной вызвать «скорую» по невключенному телефону, когда папа Бобби скончался. Бобби тогда было три года. Он смутно помнил мужчину, который щекотал его, а потом чмокал в щеки и в лоб. Он не сомневался, что это был его папа. «ОСТАВИЛ В ПЕЧАЛИ» – гласила могильная плита Рэндолла Гарфилда, но его мама вовсе не казалась печальной, а что до самого Бобби – какая может быть печаль, если ты его совсем не помнишь?
Через восемь лет после смерти отца Бобби без памяти влюбился в двадцатишестидюймовый «швинн» в витрине «Харвич вестерн авто». Он по-всякому намекал матери на «швинн» и в конце концов даже показал ей его, когда они шли домой из кино (крутили «Тьму на верхней лестничной площадке»; Бобби ничего не понял, но ему все равно понравилось – особенно то место, когда Дороти Макгайр хлопнулась в кресло и выставила напоказ свои длинные ноги). Поравнявшись с магазином, Бобби небрежно высказал мнение, что велик в окне, конечно, будет замечательным подарком ко дню рождения какому-нибудь счастливчику одиннадцати лет.
– И не мечтай, – сказала она. – На велосипед к твоему рождению у меня денег нет. Твой отец, знаешь ли, не оставил нас купаться в деньгах.
Хотя Рэндолл упокоился в могиле тогда, когда президентом был еще Трумэн, а теперь и Эйзенхауэр завершил свой восьмилетний круиз, «твой отец не оставил нас купаться в деньгах», чаще всего отвечала его мать, когда Бобби намекал на что-нибудь, что могло обойтись больше чем в один доллар. Обычно эта фраза сопровождалась взглядом, полным упрека, будто ее муж сбежал, а не умер.
На день рождения он велика не получит, угрюмо размышлял Бобби, пока они шли домой, и удовольствие от непонятного путаного фильма, который они видели, совсем угасло. Он не стал спорить с матерью, не стал упрашивать ее – это только вызвало бы контратаку, а когда Лиз Гарфилд контратаковала, она пленных не брала, – но он думал и думал о недоступном велике… и недоступном отце. Порой он почти ненавидел отца. Иногда от ненависти его удерживало только ощущение – ни на чем не основанное, но очень сильное, – что именно этого хочет от него мать. Когда они дошли до парка и пошли вдоль него – еще два квартала, и они свернут влево на Броуд-стрит, где они жили, – он подавил обычные опасения и задал вопрос о Рэндолле Гарфилде.
– Мам, он что-нибудь оставил? Хоть что-нибудь?
Недели полторы назад он прочел детективную книжку с Нэнси Дру, в которой наследство бедного мальчика было спрятано за старыми часами в заброшенном доме. Бобби всерьез не думал, что его отец где-то запрятал золотые монеты или редкие марки, но если было хоть что-то, они могли бы продать это в Бриджпорте. Например, в лавке закладчика. Бобби не слишком ясно представлял себе, что и как закладывают, но он знал, как узнать такую лавку – над дверью висят три золотых шара. И, конечно, закладчики там будут рады им помочь. Правда, это только детская сказочка, но у Кэрол Гербер, дальше по улице, целый набор кукол, которые ее отец, военный моряк, присылает ей из-за моря. Так если отцы дарят что-то, а они дарят, так почему бы им и не оставлять что-то? Это же ясно!
Когда Бобби задал свой вопрос, они проходили под фонарем (цепочка их тянется вдоль ограды парка), Бобби увидел, как задвигались губы его матери: они всегда так двигались, если он набирался смелости и спрашивал про своего покойного отца. Глядя на них, он вспоминал ее кошелечек: потянешь за шнурок – и отверстие сузится, почти спрячется в складках.
– Я скажу тебе, что он оставил, – пообещала она, когда они пошли вверх по Броуд-стрит, взбиравшейся на холм. Бобби пожалел, что спросил, но, конечно, было уже поздно. Если ее завести, так не остановишь – в этом все дело.
– Он оставил страховой полис, который уже год, как был аннулирован. А я ничего даже не знала, пока он не умер, и все, включая гробовщика, потребовали своей доли того, чего у меня не было. Еще он оставил пачку неоплаченных счетов, с которыми я теперь уже почти разделалась – люди входили в мое положение, а мистер Бидермен особенно, что так, то так.
Все это вместе было старой песней и таким же занудным, как и злобным, но вот тут Бобби услышал что-то новенькое.
– Твой отец, – сказала она, когда они подходили к дому на полпути вверх по Броуд-стрит-Хилл, где была их квартира, – на любой неполный стрет клевал.
– Мам, а что такое неполный стрет?
– Не важно. Но одно я тебе скажу, Бобби-бой: смотри,