– Сегодня я был вновь вынужден экстренно покинуть собрание во дворце, сработал амулет вызова, который я выдал Ханиссии. Хвала теням и Великой Матери за то, что я смог переместиться прямо к месту, где они находились. И что ты думаешь? Я застаю эту негодницу рядом с реликтом! Да не с каким-нибудь. Самый настоящий арр'тхэллэ во плоти!

      – Великая Мать! – не сдержался седой, длиннобородый старик в сером до самых пят балахоне, украшенном замысловатой изумрудной вязью по подолу и вороту. Он пристально взглянул на меня ярко-зелеными глазами.

      Я спешно прекратила болтать ногами и баловаться с цветком в горшке, заставляя его то раскланиваться по моему мысленному приказу, то копировать движения нянюшки. Нисси, получившая выволочку от отца, сложив руки на переднике и чопорно оттопырив губу, стояла у двери и намеренно не смотрела в мою сторону.

      Все-таки обиделась…

      Я снова почувствовала легкий укол совести. Ханиссия добрая и искренне меня любит. Няня прощает мне все шалости и читает на ночь волшебные сказки. Нужно будет обязательно попросить у нее прощения…

      Тем временем старик подошел ближе, и я почувствовала, как запахло сеном. Он присел передо мной на корточки, сухой мозолистый палец приподнял подбородок, поворачивая мое лицо к свету.

      – Удивительно! Такая малышка… Глазки, что тунбергранс на второй день цветения Реснички хлоп-хлоп, будто птичка-пчелка мель'саа над цветком кружится. Кожа, что лунный свет на созревающих плодах апэля…

      – Друг мой, я ни слова не понял, как обычно… – проворчал отец.

      – Я восхищаюсь красотой твоего ребенка, Сатем. И как только у такого бесчувственного чурбана, как ты, мог родиться этот нежный цветочек?

      – Оэльрио пошла в мать, это очевидно.

      – И слава Великой! Дариа…

      – Пицелиус, пожалуйста! Не надо о моей жене.

      – Где моя мамочка? – оживилась я, переводя исполненный надежды взгляд с отца, на этого забавного деда.

      Всхлипнула горестно Ханиссия.

      – Прости, – покаянно произнес дед, и взгляд его зеленых, как весенняя трава, глаз вновь обратился ко мне:

      – Так как ты, говоришь, смогла выйти за защитный периметр?

      – Кустики расступились, и я прошла.

      – Кустики, – усмехнувшись в густые усы, повторил за мной старик.

      – Я просто попросила… Они всегда меня пропускают, – ответила я уже не столь уверенно.

      Язык ворочался во рту с трудом, будто не желая подчиняться. Глаза старика расплылись