Хороший какой день, подумала Алла Михайловна. И долгий еще – до вечера успею со всем этим ужасом справиться.

      Помидоры, фенхель и лук заняли весь стол, будто тактическая схема из кино про Чапаева. Чеснок, кулечки с шафраном и горошинами перца держались обозом, и отдельным лесом для засадного полка выглядела гряда тимьяна, петрушки и прочей зелени. А если не получится, подумала Алла Михайловна уныло. Вы подумайте, суп на ужин, да еще с анисовой водкой.

      Солнце ловко разложило стол, кухню и мир по цветам, ярким и теплым. Помидоры перемигивались бликами с бутылками масла и болгарской мастики, зелень и приправы играли искрами, и даже куриная тушка будто приободрилась и расставила пухлые ножки с запоздалой жовиальностью.

      Ну и ладно, решила Алла Михайловна, поколебавшись в последний раз. Горячее не бывает ни сырым, ни несъедобным. Андрейка скажет, что мамочка вместо каши из топора придумала суп из веника. Наташа ответит: «Шарик, ты буйабес», или что-нибудь в этом роде, и может раскапризничаться из-за водки в бульоне, но ножку всяко погрызет. Андрейка же слопает всё, что дадут, особенно если махнет остатки мастики.

      Лишь бы приехали. Во внезапные шеф-поварские намерения Алла Михайловна детей не посвятила. Сюрприз будет. У Наташи в среду вечер обычно свободный, они номер накануне сдают. Андрейка тоже найдет, если захочет, способ заскочить к матери на часок. Если надо, я его майору – или кто там его начальник? – позвоню, чтобы не мучил ребенка. А пока кофе поставлю, авансом за смелость. С помидорами разберусь – и хряпну.

      Ну, с богом.

      Телефон заверещал – как положено, в самый неподходящий момент, когда Алла Михайловна снимала шкурку с третьего помидора. Она вздрогнула и чуть не стрельнула скользким томатом в стену – очень этот след украсил бы свежую бежевую краску.

      Не вставая, Алла Михайловна перетерпела несколько трелей: надеялась, что звонящий окажется не слишком настырным. Наверняка резвился неизвестный олух, что взялся отвлекать ее дважды в день глупой тишиной в трубке.

      Поняв, что телефон умолкать не собирается, она метнула грозный взгляд на кофейную турку, помалкивавшую пока на малом огне, сердито отложила раздетый помидор, едва не сунувшись пальцами в кастрюльку с кипятком, и пробормотала несколько слов по этому поводу. Бормотала Алла Михайловна уже на ходу, вытирая руки висевшим на плече вафельным полотенцем в такт шарканью тапок.

      – Алло, – сказала она, торопливо подхватив трубку красного телефона, установленного на полочке в прихожей. – Я слуш… Да что такое второй день!

      Алла Михайловна звучно вернула трубку на рычаги и, сердито глядя на нее, сказала:

      – Андрейку на вас напущу, паразиты мелкие… Пожалеете!

      Подумав, она снова подняла трубку, прижала ее к уху плечом, раскрыла на заложенной странице лежавшую рядом с телефоном ветхую записную книжку и, щурясь, принялась жать на поющие кнопки. Свет дотягивался до прихожей неубедительной кисеей.

      Даже стой Алла Михайловна возле самого окна, вряд ли она всмотрелась бы в загороженный ветками выезд со двора и таксофон, торчащий в тени дома мрачновато-красной чагой. И уж точно Алла Михайловна не нашла бы ничего интересного в невзрачном парне, лицо которого скрывали капюшон черного балахона и длинный темный козырек. Совсем неуместными были перчатки парня – белые строительные.

      Заметить их было некому. Парень надавил первую кнопку, лишь дождавшись, пока пара мамочек соберет урожай отпрысков, возившихся в песочнице, и разойдется по подъездам, видимо, обедать.

      Повесив трубку, он убрал бумажку с телефоном в карман, поправил капюшон и, не покидая тени дома и тополей, неторопливо направился к подъезду Аллы Михайловны.