Проснулся Гром за полдень уж, и никто не разбудил, не потревожил, странно. Хотя чего странного, Зарю работай загрузили по самые уши, Храбора услали, а более никому он и не нужен. Вышел на широкое дворище усадьбы вождя Тёмной чащи, да и притулился возле крыльца на завалинке, не зная, что делать. Так до вечера и просидел, наблюдая за суетой людей, и не тронул никто, и к делу не приставил.

      – Нет ну правда, Радуга, справишься ж без меня?

      – Ступай-ступай, гулёна, хоть на всю неделю. Что я за своими детьми ночью не услежу?!

      На красное крыльцо выскочила Ель, оглянулась и, заметив Грома, повела головой, подмигнув усмехающейся весёлой половиной лица:

      – Пошли?! – он равнодушно покачал головой в ответ. Только её это не устроило, подошла ближе, да и присела на корточки напротив, положив локти на его колени – Иж, смурной какой?! Чего, болит ещё там? – поинтересовалась, повернув голову слезой и поведя глазками в пах.

      – Ничего у меня не болит! И не пойду я больше туда!

      – Обиделся на девок глупых? Косу не дают – она надула губки, будто заплачет сейчас, или засмеётся, не понять – никто женихом не берёт? А я вот тоже раньше обижалась, я ведь была замужем, не знал? Ну об этом у нас не любят говорить – тон её как-то неуловимо изменился, став из насмешливого, задумчивым, искренним, даже душевным – чуть старше тебя была, когда выдали без всякой красной горки. Я ж с детства помолвлена, потому-как из семьи вождя. Так-что честь по чести, как и было сговорено, отдали меня в другой род. При свете дня взошли мы на ложе и, перед духами и людьми, отдала я своё девичество, вместе с косой, молодцу статному да знатному. И не понесла! Год не понесла, второй, а потом волхвы посмотрели, бесплодная мол. Вот и вернули назад меня, так и живу теперь, у своего же дяди прислужницей. Вот видишь?! Ничего б у нас с тобой не вышло, пусть если бы и хотела я в твой род перейти –