Не бывает поверженных львов,

      Даже смерть их встречает поклоном

      И целует свинцовым патроном,

      Остужая бесстрашную кровь.

      Лай шакалов и алчущих птиц —

      Время радости слабых и скудных.

      Рык прощальный и полногрудный

      Лев издаст и повалится ниц.

      Безразличный и безупречный,

      Скоро ступит в божественный Град…

      Он и там коронован на вечность —

      А иным только падаль и смрад.

      Я хочу умереть…

      Может, это последнее слово…

      Может, в этом безмолвии будет цельнее

                                                     рассказ.

      У последних дверей ты останешься,

                                         истиной скован –

      Что, спасая себя, ты любимое сердце

                                                     не спас.

      Воевал с тем, кто слаб,

      Защищался от детской ладошки

      И смотрел, как пыльца опадает

                                     с истерзанных крыл…

      Я хочу умереть – сердце-бабочка ищет

                                                       окошко…

      Может, так ты поймешь – сколько боли ты

                                               мне причинил.

      Есть люди, у которых нет души.

      Есть что угодно: руки, ноги, вши,

      Квартиры, дачи, острые ножи,

      И деньги есть на женщин и на жизнь…

      И, кажется, им очень хорошо:

      Вдыхают кислород и порошок…

      А как такому глянешь в дыры глаз:

      Не человек – для органов мешок.

      Люди-листья опадают-отцветают-улетают…

      Недодуманные мысли, недожитые печали…

      А еще вчера за чаем обо всем с тобой болтали,

      А потом случилось завтра, и его не выбирают.

      Не сезон для нашей дружбы и, видать, не та

                                                              эпоха;

      Не до скорби, не до грусти – все

                                         поверхностно и зыбко…

      Не прекрасно и не плохо опадают

                                                   люди-листья,

      Ты прощаешься, как кукла, с безразличною

                                                         улыбкой.

      Бабочки пали листьями, высохшие крыла…

      Осенью все мы лишние… дети в чужих

                                                       дворах…

      Моемся, плачем и молимся… время считать

                                                           грехи.

      Память в помойке роется – ищет в грязи стихи.

      А под ногами бабочки… рифмы… сентябрь —

                                                                 бред.

      Осенью мелом хочется свой рисовать силуэт.

      Все случится…

      Ты прячешься в складках кулис.

      Все спектакли – лишь повод уйти на

                                                 поклон,

      Но не всех вызывают на бис…

      Как не все отправляются ввысь – кто-то

                                                        вниз…

      Ну а кто-то, как в ад, отправляется в сон.

      Все случится…

      И воля твоя – это круг на воде…

      Трепыхание действий и слов требуха.

      Лишь один из толпы на века,

      Только ноша его нелегка –

      Так смотри и цени его дар, как

                                       последний закат…

      Ты как ненужный орган —

      Достаю и выбрасываю.

      И не важно, что очень много

      Вытекает из раны красного.

      И немного больно и рано

      Извлекать руками из раны,

      Из уставшего серого стана,

      Эту странность.

      Будто ложное сердце… клапаны.

      Все измятое и залапанное,

      Я