– А я чё? Мешаю кому? – и под очередной хохот класса, Ксения искренне помахала головой, после чего присела на стул.

      – Воробьёва! У меня нет слов! Это возмутительно. И как, интересно, ты в 9 классе экзамены собираешься сдавать?

      – Так это в девятом, а я ещё только в восьмом. Больше года ещё. Чего голову всяким мусором забивать? – не вставая ответила Ксения, стараясь одновременно увернуться от неприятных уколов линейкой Николая Громова, всё того же соседа сзади.

      – Так ты может всё-таки выйдешь из класса, чтобы не мешать остальным? Ведь они, – и учительница обвела рукой притихших вдруг учеников, – учиться хотят; в отличие от тебя.

      – Да пожалуйста! – и закинув, так и не открытый учебник в рюкзак, Ксения решительно поднялась со стула. – Только мне одно вот интересно: остальные – это кто? Смирнова и Носова? И всё? Думаете всем остальным интересно слушать никому не нужный бред про тангенсы и котангенсы? Смешно… Да большинство только и делает что отсиживает на уроке и то, исключительно ради уважения к вашему преклонному возрасту.

      – А ты меня, значит, не уважаешь? – и Елена Сергеевна застыла от невиданной наглости ученицы.

      – Уважаю… Но, мне скучно, – и Ксения, лихо преодолев несколько метров, и оказалась на пустынном школьном коридоре, неслышно закрыв за собой старенькую дверь кабинета математики. Непонимающе махнув самой себе головой, она достала с кармана пачку жвачки, открыла её, и небрежно отправила в рот две подушечки. Запах мяты лихо освежил дыхание и засунув назад наушники, Ксения принялась подпевать Селене Гомес, пытаясь вслух повторять слова любимой песни, жалея что с английским у неё, мягко говоря плохо. А без него никуда. Хотя в её родном Козловске и со знанием английского устроиться некуда. Все более-менее значимые места передаются по наследству и никак иначе. А у неё таких влиятельных родственников нет. Не считать же Фёдора Петровича, двоюродного брата отца, работающего в местном морге, влиятельным. Хотя мать и намекала то и дело что надо будет в мед. училище поступать. Фёдор Петрович не вечный…

      Глава 2

      – Ну что там у тебя стряслось? – и Иван Кириллович Воробьёв принялся жадно обгладывать выловленное в тарелке с супом крыло курицы. – Вера Петровна звонила. Ругалась на тебя. Урок математики сорвала. Ну сколько в конце концов можно? Вчера же только историк звонил. Каждый день одно и тоже. Хотя бы мать поберегла.

      – А чего сразу мать? Ну чего сразу мать? Да ничего не стряслось, – и вяло махнув рукой, Ксения принялась так же лениво ковырять вилкой макароны. – И чего этой классной неймётся всё! Своих детей нет, вот и трезвонит всем подряд по ночам. И ничего я не срывала: просто скучно на этой долбаной математике. Понимаешь: скучно. И препод такая же… Старая кочерга. Рассказывает тему так, словно молитву читает. Ей бы в церкви какой служить. Пора уж, возраст такой. А она в школе торчит. Скукота…

      – Погоди, погоди… Как это скучно? – отложив, наконец, кость грозно, насколько позволял мягкий характер, спросил отец. – Это же математика! В твои годы я…

      – Вот только не надо про «ваши годы»! – грубо оборвала отца Ксения. – Времена сейчас другие. И жизнь другая. И у нас не урок истории, и то что было раньше, меня волнует меньше всего. А тангенсы и котангенсы не нужны никому. Ни- ко —му— произнесла затем нараспев она.

      – Но, это же школа! И нельзя так вообще, – растерялся отец, берясь за второе крыло.

      – И что? Я сама знаю что школа и что дальше то?

      – Ксения!

      – Ну что Ксения, что Ксения? Вот ты в школе хорошо учился?

      – А как же! – гордо произнёс отец, широко расправляя плечи.

      – Замечательно, а дальше то что? Тебе это что-то дало в жизни? Вон, троллейбус свой водишь уже лет пятнадцать и ещё столько же будешь водить.

      – А чем тебе моя профессия не угодила? Очень нужная, между прочим. Мать, давай второе! – и отставив пустую тарелку,