Старая Москва. Старый Петербург. Михаил Пыляев
Читать онлайн книгу.
год бумага для ассигнаций делалась на красносельской бумажной фабрике графа Сиверса – есть предание, что в первое время не хватило материала для приготовления бумаги и что Екатерина приказала выдать все свое старое дворцовое белье: скатерти и салфетки.
Позднее была учреждена казенная бумажная мельница в Царском Селе.
Первые ассигнации приготовлялись на белой бумаге, имели вид четвероугольника, по сторонам с внутренними просвечивающимися прописями; вверху – «Любовь к отечеству», внизу – «Действует в пользу онаго», с левой стороны – «Государственная казна» и с правой – достоинство ассигнации прописью; в конце следовали для возбуждения большего доверия подписи: двух сенаторов, советника правления и директоров банка, писанные собственноручно пером. Первые ассигнации были в обращении 18 лет.
Легкий способ и неограниченное право выпускать ассигнации, заменяющие наличные деньги, дали повод министру финансов во времена Николая I графу Е. Ф. Канкрину назвать их «сладким ядом государства». При Павле I число ассигнаций возросло до 212 миллионов; при Александре I в 1810 году сумма их достигала до 577 миллионов. С 1812 по 1817 год масса всех ассигнаций, обращавшихся в народе, простиралась до 836 миллионов, зато и достоинство их упало на 75 процентов против серебряной монеты.
В течение этого времени народ привык считать серебряную монету в 25 копеек, или четвертак, ассигнационным рублем, и серебряная монета в 25 копеек принималась за 100 копеек медной монеты. Есть свидетельство, что в Отечественную войну Наполеон, желая подорвать окончательно наш кредит, пустил в ход массу фальшивых ассигнаций; по выходе французов из Москвы крестьяне представляли военному начальству доставшиеся им по разным случаям во время неприятельского нашествия сторублевые ассигнации французского изделия, так искусно подделанные, что даже в ассигнационном банке приняли их с первого взгляда за настоящие; они отличались от русских только тем, что подпись на них была выгравирована.
Данилевский в своей истории 1812 года говорит о письме Бертье к Наполеону, где последний, между прочим, изъявляет свою горесть о потере «последней своей коляски, в которой были самые тайные бумаги». Данилевский добавляет: «В ней найдено было нами очевидное доказательство плутовства Наполеона: доска для делания фальшивых сторублевых русских ассигнаций».
Известный следователь по раскольничьим делам И. Липранди уверяет, что эти фальшивые ассигнации печатались в Москве на Преображенском кладбище: московские старожилы ему указывали в 1846 году на две комнаты на этом кладбище, в одной из которых стоял станок для делания фальшивых ассигнаций, а в другой жили французские жандармы.
Возвращаемся опять к деятельности московского главнокомандующего князя Волконского. При возникновении пугачевского бунта императрица деятельно ведет с ним переписку, советуя ему «успокоивать умы жителей древней столицы». Князю Волконскому привелось также быть главным деятелем в суде над самозванцем.