Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

      Судоходство в пролёт

      О литературных настроениях

      Захожу я сегодня, в Лето Господне 2006, в самый, как заявлено, богатый книжный супермаркет на Невском; захожу и спрашиваю Евгения Шварца – ну, вы же знаете: «Два клена», «Золушка»?

      Не имеют понятия.

      Ах да, я перепутал, это случилось в магазине «Снарк» (известно ли этим негодяям, кто есть Снарк?)

      А на Невском меня живо интересовал Януш Корчак, «Король Матиуш Первый».

      У меня была эта книга, одна из любимых, подаренная на десятилетие, но мое семейство минувшим летом беспечно оставило ее в деревне, и он теперь, широкоглазый Матиуш в потрепанном переплете, изучается кем-то через очки подслеповатыми глазками под хруст унавоженных носков внутри валенок.

      Магазинная барышня распахнула глаза и разинула маленький ротик-точилку.

      – Кор-чак? – переспросила она важно. – Какой жааанр?

      Все стало ясно.

      Я махнул рукой:

      – Классика это, – объяснил я. – Король Матиуш Первый.

      – У нас эта книга вряд ли найдется!

      Я спросил ее «Почему?» таким тоном, что она окаменела и, можно надеяться, обмочилась. Я вышел и отправился в редакцию издательства беседовать с редакторшей о разнице между литературой и книжным бизнесом.

      Мы улыбались друг другу и были чрезвычайно любезны, но оба явственно слышали, как звякнула скрестившаяся сталь и пролетела искра.

      Если уподобить литературный текст живописному полотну, то работу над ним можно представить себе так. Вот, к примеру, художник нарисовал, как некий полный человек с очень ласковым и заведомо положительным, ангельским лицом отрывает яйца другому человеку – не то откровенному демону, не то мелкому лавочнику. Неважно, какая в этом идея – нарисовалось, и все. Приходит редактор, взирает на весь этот концептуализм, пронизанный конструктивизмом, и требует дорисовать большого поросенка. То есть добавить печатных знаков – авторских листов. Причем на переднем плане. А сверху изобразить эльфов, резвящихся на драконах, и написать «Лукьяненко», а поперек поросенка кровавыми буквами – «Сорокин». И дать еще экзотический пейзаж с пулеметными вышками и минаретами. Да приписать в уголке, что это только средняя часть будущего триптиха. Она ненадолго вывалилась из подворотной тройки, где еще уже почти существуют приквел и сиквел. И рядом со стаканчиком отирается зачушкаренный гэг.

      Серийное преступление задумано и готово свершиться.

      …Уже под вечер я забрел в последний магазин, где снова имел несчастье спросить о Януше Корчаке и Короле Матиуше.

      – Это вам надо посмотреть в первом отделе…

      – Нет, в первом отделе взрослая литература, а у вас – детская…

      Недоуменные взгляды, переталкивание локтями.

      – Это для какого же возраста?

      Мало, оказывается, написать книжку, да еще отправиться в печку вместе со своими юными читателями-слушателями!

      Это рукописи не горят – в отличие от писателей.

      Теперь, я думаю, уже не в средней школе – зачем? – а на филфаках Корчака можно подавать лаконично: был такой аффтар – фтопку его…

      Судоходство в пролёт

      Я забегаю в будущее.

      Это не 2006.

      Это июнь 2007.

      Каждый ребенок знает, что питерцы не ходят в музеи. Им кажется, будто они живут в музее, а потому ходить туда незачем.

      Я и сам не люблю музеи. Я ничего не понимаю в том, что там выставлено, а объяснения экскурсовода забываю не то что на выходе, а гораздо раньше.

      Но всему есть предел. Жить в Питере сорок лет и ни разу не посмотреть на белые ночи под разведенные мосты, или наоборот разведенные мосты под белые ночи – это, конечно, позор. То есть по отдельности я все это видел – и белые ночи, которые мало чем отличаются от непроглядных, потому что спать хочется одинаково; и разведенный мост я тоже наблюдал, и очень даже долго созерцал в нескрываемом раздражении, потому что отчаянно стремился туда, на другую сторону.

      А в сочетании не видел ни разу.

      Но вот случилось увидеть.

      Я даже заранее поискал в сети график разводки и с ним ознакомился. Обещание «судоходства в пролет» решило дело: иду. В мире происходит столько интересного, я ничего об этом не знаю и только выдумываю всякое из головы, чего не бывает.

      Мне понравилось.

      Никогда прежде я такого не видел.

      Ассоциативный ряд, правда, соорудился вполне медицинский, и моя моральная разнузданность перешла границы. Акватория кишела маленькими суденышками: лодочками, катерами, прогулочными судами. Никогда прежде мне не приходилось видеть такого столпотворения. Все они мельтешили в этой влажной среде, напоминая интимную микрофлору – очевидно, болезнетворную. Спринцевание в виде