– Вот и делай после этого хорошие дела, – нахальная кошка сощурила зеленые, блудливые до охерения глазищи, уставилась на меня, деланно невинно и с сожалением вздыхая. – Я же просто помочь хотела! А вы…

      – Об этом как раз поподробней.

      Фокин передвинул на столе бумаги, немного нервно, поерзал,  поклацал ручкой. Потом мышкой.

      Поймал мой разъяренный взгляд и резко прекратил. И правильно. Еще немного, и…

      Тут я поймал себя на несвойственном мне раздражении. Удивился.

      Перевел взгляд на причину расшатанных до невозможности нервов.

      Причина, очень четко в самом начале опроса определив, кто тут у нас  начальство, играла исключительно в мою сторону.

      Вы только посмотрите на нее!

      Ручки сложила на коленочках, глазки опустила, губку оттопырила. Святая наивность пришла к двум злым дядям! Невинная дева, мать её! Еще немного – и нимб над головой нарисуется!

      Вот, если б своими глазами буквально час назад не видел, как она здоровенному парню чуть горло заточкой не прошила, то прямо проникся бы игрой. Поверил.

      Такая нимфеточка, такая няшечка. Вкусняшечка. Черт.

      Так, стоп, Гор. Не заводись.

      Не стоит она того.

      У тебя есть задача. Верней, у твоего отдела, судя по сегодняшнему наблюдению, переполненного отъявленными дегенератами, неспособными нормально снять показания и опросить свидетельницу, есть задача.

      Серьезная, мать ее,  задача.

      А ты, Гор, чего-то начал материться. А мат – это прямой путь к агрессии. А агрессия – это первый шаг к разрушению личности.

      Хочешь ли ты , Гор, разрушить свою личность? Еще раз? Правильно, нет.

      А, значит, что?

      А, значит, надо прекратить раздражаться без толку и начать раздражаться по существу.

      Закончив минутку аутотренига, я коротко мотнул головой Фокину, сильно занятому изучением  всяких интересных мест нашей неуступчивой свидетельницы, на выход.

      Голодный тупой взгляд подчиненного, неплохого, по сути, парня, опять заставил чуть-чуть поаутотренить. Выдохнуть.

      А уже потом, после того, как Фокин вышел, посмотреть в упор на свидетельницу, с интересом разглядывающую меня.

      Обычную с виду девушку, чуть старше двадцати, шатенку, в затрапезных джинсах и футболке с черепом. Короче говоря, простая девчонка. На улице встретишь, не оглянешься лишний раз. Ничего примечательного.

      Правда, джинсы ее в данным момент были продраны и уделаны кровью. Футболка тоже.

      Хорошо, хоть лицо обтерла снегом, и руки почистила. А то не на свидетельницу походила бы, а на подозреваемую.

      Кстати, вопрос о превышении необходимой самообороны тоже может встать… Если я буду скотиной, конечно, и забуду, как она помогла моему приятелю. Как спасла его сестру.

      – Людмила  Семеновна, я жду полной информации, от начала вечера, как вы заступили на смену и заканчивая непосредственно произошедшим.

      – Я устала, – капризно оттопырив губку, неожиданно заявила она, – и хочу есть. И вообще… Помыться. Давайте, я завтра приду и на все вопросы отвечу?

      Ага, конечно, ищи-свищи тебя завтра. Тебя и брата твоего – водилу бешеного, на своей приоре раздолбанной чуть было не сделавшего всухую навороченный субарик сына прокурора города.

      Брата сейчас допрашивают в соседнем кабинете, и, судя по всему, задержат до выяснения обстоятельств. Как и эту красотку.

      Тут я задумался и мельком глянул на нее. Зеленые глаза, словно ожидая нашего зрительного контакта, тут же зажглись каким-то, сука, потусторонним светом, гипнотизируя.

      Нифига себе,