Первая женщина на русском троне. Царевна Софья против Петра-«антихриста». Ирена Гарда
Читать онлайн книгу.
вало, изможденный царь Всея Руси двадцатилетний Федор Алексеевич внимательно наблюдал за муками боярина. Хоть какое-то развлечение среди застоявшейся тишины. С утра ему нездоровилось, и Федор остался в постели, как часто делал в последнее время. Проклятая болезнь все больше давала о себе знать, разъедая внутренности. Особенно тяжело было в эту зиму, а весной он не почувствовал той радости обновления, что накатывала на него каждый год с таянием снега. Правда, последнее время хворь будто отступила, и обитателям Кремля показалось, что свершилось чудо – и вот опять болезнь напомнила о себе ломотой во всем теле.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Федор с утра занялся чтением рукописи «Рифмологиона» дорогого его сердцу учителя Симеона Полоцкого, но только повеяло на него духом короткого счастливого детства, как явился дядя Иван Михайлович и завел бесконечную песню о притеснениях, чинимых ему мачехиной родней. Всю душу вынул своими жалобами и намеками, что не грех, мол, назначить царю себе преемника, пока жив. А ему смерть как не хотелось делать никаких распоряжений. Федору казалось, что как только он произнесет имя наследника, так и останется брошенным за ненадобностью. Ванечка мальчик хороший, но болезненный и ума недалекого – как доверить такому судьбу страны? Дядин интерес понятен – хочет попробовать повторить то, что чуть не удалось с ним самим, когда малолеткой вступил на трон после смерти отца, – захватить реальную власть и править от имени племянника. Федор вспомнил, сколько потратил сил, чтобы обуздать властолюбивого родственника и чуть не застонал от досады и бессилия. Ему бы еще царствовать и царствовать – двадцать лет всего от роду, а жизнь уже едва теплится в его теле.
Хорошо хоть явился дьяк, и дяде пришлось ретироваться не солоно хлебавши, но и Украинцев тоже не сказки пришел рассказывать. Вот уже битый час твердит о необходимости заключения мира с Речью Посполитой. Мол, сейчас лучшее время, чтобы выторговать у поляков Киев со Смоленском. Можно подумать, что поляки просто так отдадут такой лакомый кусок!
Федор внимательно слушал, делая усилие, чтобы не зевнуть в лицо верному слуге, и тоскливо поглядывал на дверь в ожидании своей спасительницы. Наконец, когда он уже почти потерял надежду, раздался знакомый перестук каблучков, и в комнату решительно, совсем не по-девичьи, вошла царевна, одетая по моде в польское платье, красиво облегавшее ее стройную, с приятными округлостями, фигуру. Стрельнув темными глазами на согнувшегося в поклоне Украинцева, она быстро подошла к постели и, склонившись, поцеловала брата в выбритую щеку.
– Сонечка, – обрадованный до неприличия Федор ласково посмотрел в лицо любимой сестры, – помоги мне разобраться с доводами Емельяна Игнатьевича. Он у нас столь многомудр, что я потратил последние силы, пытаясь его понять.
– Чаю, о поляках речь? – Поинтересовалась Софья, искоса взглянув на дьяка, взмокшего под парадной собольей шубой в протопленной царской опочивальне.
– О них, Софья Алексеевна, – еще раз с достоинством поклонился Украинцев. Он уже давно привык к встреванию девушки в государевы дела, и, обладая философическим складом ума, быстро смирился с существовавшим положением дел. – Их король Ян Собесский просит нашей помощи в борьбе с турками. В Думе этот вопрос обсуждался уже не раз.
– И что порешили?
– Если государь даст свое высочайшее согласие, то подписываем договор. Страна устала от постоянных усобиц. Ваш батюшка, покойный Алексей Михайлович, не раз говаривал, что мир сейчас нужен больше хлеба.
– Так уж и больше? – С сомнением пробормотал скорее для себя Федор, вспомнив «Тишайшего», на годы правления которого пришлись и войны и бунты.
Достав тонкий платочек, Софья промокнула испарину, выступившую на побледневшем лице старшего брата.
– Емельян Игнатьевич хочет сказать, что ежели будет война, то самый богатый урожай пропадет, а будет мир – твое государство быстро на ноги встанет. Я верно говорю?
– Разумнее не бывает, – сорокалетний мужчина уважительно посмотрел на сообразительную девушку, в который раз поражаясь ее не по-бабьи сильному уму и характеру. Эх, была бы она парнем – какой бы получился царь! Украинцев пожевал губами и, через паузу, поинтересовался:
– Так что с поляками делать будем?
– Подписывайте что хотите, – тяжело дышащий Федор махнул рукой, – только чтоб разорения и бесчестия государству не было.
– Да о чем вы говорите, батюшка вы мой! – Неожиданно для самого себя выпалил обиженно Украинцев, – Да как на духу…
Федор поморщился, глядя, как истово закрестился на иконы дьяк, и вдруг лукаво улыбнулся, глядя на взопревшего в собольей шубе Украинцева:
– А чего ж ты, Емельян Игнатьич, в шубе-то по весне ходишь? Солнце уж, чаю, вовсю припекает. Да и приказ мой нарушаешь. Негоже, дьяк, так поступать. Я еще когда велел, чтобы все служилые люди в польском платье ходили! А ты вон как вырядился!
– Да я что, – распахнул пошире шубу хитрый начальник Посольского приказа, показывая, что под ней на него надет роскошный польский кунтуш, – разве ж я могу ваш приказ нарушить! Но ведь вот какое дело: эта голь иноземная все