Цвет греха. Чёрный. Александра Салиева
Читать онлайн книгу.
p>Но это он, прочие присутствующие совершенно иного мнения.
– Да что она может такого рассказать? – возмущается стоящая напротив госпожа Дикмен. – Ни одно сказанное слово не может оправдать причинённый моему Каану вред! Мой бедный мальчик попал в больницу! У него сломан нос! И кто знает, какие ещё травмы! А скоро выпускные экзамены, между прочим! Если он теперь не сможет вовремя подготовиться? Как он поступит в университет? – машет руками в разные стороны, источая праведное негодование. – И всё из-за этой вашей хулиганки!
Я на секундочку ей даже верю. Но потом вспоминаю, что упомянутый «бедный мальчик» – это больше семидесяти пяти дюймов[1] живой дури и ходячего хамства, он же драгоценный избалованный ею сыночек, который и со здоровым носом ни к каким экзаменам никогда не готовится, поэтому моя начавшая было просыпаться совесть тут же засыпает снова. Сцепляю пальцы в замок. Отворачиваюсь. Смотрю исключительно в окно. Если я что-то и усвоила за все последние годы, так это то, что в элитной школе «Бахчешехир» стукачам и нытикам нет места.
Не то потом ещё дороже обойдётся…
Там, в отражении стекла, я сама. Бледная, с растрёпанными тёмными волосами, взъерошенная и помятая, как самая настоящая ворона. Одежда тоже оставляет желать лучшего. Красный галстук съехал набекрень. Рубашка лишилась нескольких пуговиц, и теперь вырез в районе декольте выглядит чрезмерно откровенно. На воротничке заметны несколько пятен чужой крови. Чулки порваны. Босиком. Не помню, в какой именно момент я лишилась обуви. Тогда это совершенно не казалось важным.
А теперь…
– В одном моя жена права, – подхватывает пылкую речь женщины сидящий поблизости от неё господин Дикмен. – Оправдания ни к чему. Пусть каждый сам несёт свою ношу. И платит по счетам. Каан поправится, – почти радует меня монотонностью и адекватностью своей речи. – Но… – замолкает, вперив в меня брезгливый взгляд, полный отвращения, а продолжает через короткую паузу с отчётливыми мстительными нотами: – Мы подадим заявление. Пусть полиция разбирается.
Смотрит на меня. Но точно не ко мне обращается. Недаром наш статный, обычно хранящий невозмутимость в любой ситуации директор едва заметно, но всё же напрягается.
– Зачем подавать заявление? – неодобрительно прищуривается он. – Мы и сами можем во всём разобраться, – убеждает директор господина Дикмена.
Тот явно не согласен. Или же, что вероятнее, набивает цену повыше. Всё-таки Каан Дикмен, он же единственный наследник их громадного состояния, – персона, обожаемая большинством, соответственно, видная, ценная, не чета мне – той, кто учится здесь из милости, является никем и ничем для них в этом мире. Уверена, если бы по итогу сегодняшнего утра медики увезли не Каана, а меня, будь то больница или даже морг, то вообще никто не вспомнил бы и не хватился. Разве что уборщик. Ненадолго. Только пока ругался бы и клял меня по чём свет, замывая и вычищая на полу следы произошедшей стычки да убирая устроенный попутно бардак.
– В самом деле? – оглядывает меня с ног до головы и обратно всё с той же брезгливостью отец моего одноклассника и тут же забывает о моём существовании. – Со всем уважением к вам, господин Кайя, но мой лимит доверия, к сожалению, исчерпан, – разворачивается к директору. – Ещё тогда, когда вы добились того, чтобы наши дети вынужденно учились рядом с… – машет в мою сторону рукой, так и не глядя, – такими, как она, – опять кривится, – мы были категорически против. Но нас никто не послушал. Не воспринял всерьёз. А теперь мы все оказались в такой гнусной и компрометирующей, в том числе репутацию самой школы «Бахчешехир», ситуации. Не в первый раз притом. Вот где её родители? Почему их до сих пор тут нет?
Настаёт моя очередь невольно кривиться. Хотя я очень стараюсь максимально держать лицо. Если продолжать смотреть в окно, почти не так уж и сложно. Не выдавать себя. Вообще не думать. Например, о матери. И о том, что она умерла. Почти год назад. От передозировки героином. Других родственников у меня вообще не было никогда, только она – та, кто с младенчества выросла в детском доме. Хотя и её присутствие в моей жизни слишком призрачное, чтобы называться таковым. Джемре Эмирхан куда больше собственной дочери обычно волновало то, где и как скоро возможно раздобыть новую дозу, а затем то, как потом за неё расплатиться. Я привыкла существовать сама по себе, заботиться обо всём самостоятельно, в меру своих сил и возможностей. И нарочно всё это время скрывала ото всех тот факт, что стала круглой сиротой. Не хотела, чтобы опека вмешивалась. До совершеннолетия мне оставалось совсем немного. И всё бы непременно получилось. Всё-таки я прикладываю немало труда и терпения в своей жизни, чтобы не повторять судьбу матери. Если бы не сегодняшний день и противный Каан Дикмен, будь он проклят вместе со всеми своими шестёрками.
– Я вас очень прошу, давайте проявим ещё немного понимания. Всё-таки девочка, – косится в мою сторону директор, – не только стипендиатка, но и обладательница высшего балла в нашей школе, а это, сами знаете, даётся очень нелегко, – напоминает, будто это в самом деле имеет какое-либо значение и вес для остальных. –
Свыше семидесяти пяти дюймов – от 190 сантиметров.