Наши русские чиновники. Антология
Читать онлайн книгу.
хию, заслуги и выслуги, на место аристократической иерархии породы, родословной книги» (В. О. Ключевский).
Позднее в табели что-то менялось: исчезали некоторые должности, сдвигался порог превращения личного дворянства в потомственное. Но неизменным оставалось главное: четырнадцать степеней определяли судьбу служилого человека: наряды (форму) и награды, образ жизни и круг знакомых, жалование и пенсион.
Табель о рангах – матрица русской жизни почти на два столетия. Главная, статская, ее часть будет отменена через несколько дней после Октябрьской революции. 12 (25) ноября 1917 года появится «Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов». Придворные чины исчезнут чуть раньше, военные – несколько позже.
Чины исчезли – чиновники остались. В том числе в книгах, в образах, в культурной памяти.
Нельзя забывать, что многие писатели (или будущие писатели) сначала служили, воевали или совмещали литературу и службу (часто в цензурном ведомстве). Причем в их отношениях с государством прослеживается любопытная закономерность: по мере формирования русской интеллигенции их служебные заслуги становилось все более сомнительными. На смену официальной карьере приходит общественная репутация.
Самый высокий чин, действительного тайного советника (второй класс), был у Г. Р. Державина. Начав службу с нечиновного рядового Преображенского полка, за сорок лет он побывал и губернатором, и министром юстиции, и личным кабинет-секретарем императрицы.
До тайных советников (третий класс) дослужились П. А. Вяземский и Ф. И. Тютчев. Действительными статскими советниками (четвертый класс) стали И. А. Гончаров и поэт, директор Царскосельской гимназии И. Ф. Анненский. В чине статского советника (пятый класс) погиб А. С. Грибоедов.
А вот другие писатели по разным причинам задержались на нижних ступеньках табели. Главные военные нашей литературы, Лермонтов и Толстой, так и остались поручиками (десятый класс).
Из авторов нашего сборника служили немногие, причем с разным успехом.
Служебные карьеры В. И. Карлгофа и – через двадцать с лишним лет – М. Е. Салтыкова-Щедрина завершились в чине действительного статского советника. До редакторства в знаменитых «Современнике» и «Отечественных записках» Салтыков-Щедрин побывал вятским и тверским вице-губернатором.
А. С. Пушкин, несмотря на расположение императора Николая, вырос всего на один чин. Выпущенный из лицея коллежским секретарем (десятый класс), он ушел из жизни титулярным советником (одиннадцатый класс).
Н. С. Лесков лишь после нескольких лет службы получил чин коллежского регистратора (четырнадцатый класс), а ушел в отставку в чине губернского секретаря (двенадцатый класс).
И живописание русских чиновников тоже начинается с нижних ступеней.
Две повести с одним названием вышли практически одновременно, в эпоху становления русской прозы. Но их судьба различна. «Станционный смотритель» Карлгофа (1827) известен только специалистам. Он перепечатывается в нашей антологии почти через двести лет после публикаций в журнале и сборнике Карлгофа «Повести и рассказы» (1832). Повесть Белкина / Пушкина – один из шедевров русской прозы – создала особую тематическую линию повести о бедном чиновнике и многочисленные эхо-отклики в последующей литературе.
Различие литературной судьбы двух «Станционных смотрителей» объясняется не только уровнем таланта их авторов [1]. Важен их литературный контекст.
Карлгоф следует уже устаревшей к тридцатым годам карамзинской манере. Он сентиментален и поэтичен, но эта поэзия приторна, жеманна и мало соприкасается с реальностью. Она адресована настроенному на ту же волну читателю (или читательнице?).
«В сердечном умилении я протянул руки к счастливому отцу семейства, обнял его… И в эту минуту добрая мать и прелестные деточки образовали около меня истинно-трогательную группу. Ты, пылкий мечтатель, столь счастливо владеющий языком богов! Или ты, пламенный воспитанник древних, наш северный Корреджий! Для чего не были вы зрителями этой картины? Оно раскрыло бы вам истинно изящное: так и это мгновение чистой радости принадлежало живописи и поэзии!»
Станционный смотритель является для повествователя не реальным чиновником четырнадцатого класса, а образцом сентиментального героя, наслаждающегося скромной жизнью на лоне природы, в кругу семьи и не мечтающего о большем.
«Я выбрал настоящую мою должность.
Здесь в тишине и радостях я живу уже 12 лет; начальство хорошо расположено ко мне, соседи любят; жена подарила меня милыми детьми; до сих пор сопутствовала мне в дороге жизни, как добрый друг <…> Бескорыстная любовь, веселое настоящее и сладкие надежды в будущем делают жизнь нашу раем, в котором не достает только вечности».
Карлгоф создал идиллию и утопию – идеальную модель судьбы маленького человека. Проблема лишь в том, что ее невозможно было соотнести с реальностью.
Демонстративно повторив заглавие повести Карлгофа, Пушкин изобразил своего героя в реальных обстоятельствах (сегодня можно попасть в музей «Дом станционного смотрителя»
«…Это листочки, вырванные из записной книжки человека с умом, душою, замечательным дарованием, но это листочки, а не вполне оконченные создания художника!» – скажет о повестях Карлгофа Н. Полевой.