Ледяной ветер Суоми. Николай Свечин
Читать онлайн книгу.
ым. А получателем указывался предъявитель рублевого билета за номером НВ‑474. Собрав все телеграммы, кассир отпарил от бланков нужные ему слова и составил из них тринадцатую депешу. Она была послана якобы купцом первой гильдии Смирновым, владельцем Ликинской мануфактуры и крупным клиентом Русского банка. В телеграмме промышленник приказывал банку выдать его доверенному[2] потомственному почетному гражданину Лужскому двести восемьдесят девять тысяч рублей со счета владельца. Затем, улучив момент, финляндец подбросил фальшивую телеграмму во входящую корреспонденцию и расписался в журнале о ее получении.
Приказ Смирнова не вызвал в банке каких-либо подозрений. Сумма, конечно, была серьезная, так и купец тоже серьезный! Все знали, что Алексей Васильевич строит планы влезть на туркестанский хлопковый рынок. Деловые люди предрекали сильный его передел. Смирнов задумал синдикат, который должен был оттереть старых игроков по хлопку – Среднеазиатское торгово-промышленное товарищество и Туркестанское торгово-промышленное товарищество «Соловьев К. М. и К0». Не иначе деньги понадобились старику для интервенций. Ну и выдали требуемую сумму… Средства в своем кабинете вручил доверенному сам старший кассир. Лужский, высокий бородатый мужчина, предъявил бессрочный паспорт, сгреб почти триста тысяч в саквояж и был таков. Потом сыскная полиция выяснила его настоящее имя – некий Караулов, мелкий мошенник. Раутапяя нанял его всего за двадцать пять рублей сыграть роль доверенного. Вышел из банка проходимец с пустым портфелем – деньги кассир оставил себе и вынес вечером. После чего исчез.
Гром грянул через три дня. Не дождавшись прихода финляндца на службу, его начальство решило наконец проверить последние операции пропавшего старшего кассира. И обнаружило поддельную телеграмму. Запросили Смирнова и выяснили, что никаких поручений банку он не давал и фамилию Лужский никогда не слышал.
Скандал вышел громкий. Семидесятитрехлетний аксакал являлся одним из крупнейших предпринимателей Московской и Владимирской губерний. Меценат, благотворитель, уважаемый человек – и попал на такие убытки. Главноначальствующий над Москвой генерал Адрианов лично телефонировал министру внутренних дел Маклакову и просил раскрыть ужасное преступление. Команда полетела в градоначальство, там мобилизовали всю Петербургскую сыскную полицию, но люди Филиппова след взять не смогли. Выяснили только, что мошенник скрылся на территории Великого княжества Финляндского. А туда русским сыщикам ходу нет.
Еще выяснилось, что чемодан сорги[3] хитрец провез на родину легально, выдав себя за денежного курьера и предъявив на таможне поддельные банковские документы.
В последних числах августа у Маклакова состоялось совещание. К министру позвали Джунковского, Белецкого, Филиппова и зачем-то Лыкова. Тот сразу заподозрил неладное. К финляндским делам он не имел никакого отношения, а сейчас активно работал с думской комиссией над законопроектом о реформе полиции. Вот чем давно пора было заняться народным избранникам! Полиция жила по установлениям семидесятых годов прошлого века и жалованье получала соответствующее. Штаты тоже безнадежно устарели. Люди бежали из правоохранителей куда угодно, спасаясь от хронического безденежья. Между тем накалявшаяся обстановка требовала усиления полиции. Преступность росла как снежный ком, участившиеся забастовки напоминали забытый уже девятьсот пятый год. Председателем комиссии по работе над законопроектом был избран Николай Алексеевич Хомяков, человек вполне приличный. Столбовой дворянин Смоленской губернии, сын известного славянофила, крестник Гоголя. Председатель Государственной думы третьего созыва! Один из основателей партии октябристов, ближайший соратник Гучкова. Сам Александр Иванович через него курировал вопрос реформы. Лыков рассчитывал на поддержку Гучкова и исправно посещал заседания комиссии, отстаивая интересы своего ведомства. Сыщик надеялся, что начальники ценят его инициативу и дадут статскому советнику довести дело до конца. Он ошибся.
Сначала Филиппов сделал доклад о ходе дознания кражи в Русском для внешней торговли банке. Схема аферы выявлена, сообщник арестован. И что с того? Деньги не найдены, а главный подозреваемый скрывается по ту сторону таможенной границы. Казалось бы, дать приказ финляндской полиции, пусть поймают и доставят Раутапяя к месту совершения преступления. И деньги вернут. Двести восемьдесят девять тысяч в кабаках не профурсишь. Но ни законодательство, ни сложившаяся практика отношений между Петербургом и Гельсингфорсом не позволяли это сделать.
– Почему же? – как всегда, завелся с пол-оборота министр.
Вместо главного столичного сыщика ответил Белецкий:
– Ваше высокопревосходительство, тамошние полицианты не станут выполнять подобное приказание. Ни я, ни даже вы, министр, не можете его отдать напрямую в условиях законодательной автономии Великого княжества.
– А кто может?
– Финляндский генерал-губернатор Зейн.
– Так пусть он и отдаст! Черт с ним, с церемониалом, лишь бы дело было сделано. Мне уже министр Двора Фредерикс телефонировал по поводу украденных у Смирнова денег.