– Воевода приказывает становиться на привал, – прокричал вестовой атаману, – Иван Семёнович, отдыхайте, варите кашу!

      – И то дело, – ответил бывалый воин, привычно разглаживая усы указательным пальцем, – Трофим, – обратился он к есаулу, – проверь всех по спискам, и что бы коноводы глаз с коней не спускали! Фёдор! – обратился атаман к другому казаку, – караулы выстави, да про секреты не забудь! Туда по опытней служилых людей поставь, что б с пистолями да справными пищалями, замки чтоб кремневые у всех. Ну, знаешь сам, какова наша служба.

      – Всё сделаю, Иван Семёнович, ничего не упущу, – и Фёдор ускакал распоряжаться.

      – С кормами как, атаман? – спросил пожилой старшина, Евграф Петрович.

      – На две недели полба да греча есть, сухари на неделю, хлебное вино то же имеется. Ты, Петрович, больше полчарки казакам не давай, главное, чтоб животами не страдали. Сам знаешь, как в походах бывает. Воду, воду проверь. Только в ручье бери, не приведи Господь из озера или реки. Сколько мы с тобой уж прошли эти боёв, больше от живота своего полегли, чем в бою от сабли.

      – Да, атаман, с тобой из самой Италии дошли, никто не умер в дороге.

      – На тебя надеюсь, – и Мошкин похлопал по плечу старого товарищами.

      – Пойду я.

      Опять прискакал посланец на разгоряченной лошади, высматривая начальных людей среди казаков. Но вот, увидел атамана среди русских воинов. Атаман, доедая кашу, отложил деревянную тарелку и убрал серебряную ложку, недовольно глянув на посланника.

      – Что там?

      – Боярин, воевода Василий Васильевич Бутурлин зовёт тебя, Иван Семёнович!

      – Дело такое, – и атаман лихо закинул своё поджарое тело в седло, и рысью послал породного жеребца вслед посланцу.

      Атаман Каторжной ехал мимо детей боярских, варивших кашу со своими военными холопами. Вели себя умно, береглись, хоть и без доспеха, но были при саблях и пистолях.

      – Привет тебе, Иван Семёнович! – крикнул один, чуть полноватый помещик, лет сорока.

      – И тебе, Лука Ильич!

      – Давай к нам, отведай каши, хороша вышла!

      – Зайду, да боярин позвал! Поспешаю…– и Каторжной ехал дальше.

      Но вот, и богатый шатёр боярина Василия Васильевича, да на страже у входа не просто его военные холопы, а московские жильцы в белых кафтанах да с лебедиными крыльями за спинами, с пистолями, с новоманирными колесцовыми замками, в железных шапках и кирасах.

      – Пожалуйте к Василию Васильевичу, ожидает, – сказал боярский слуга.

      Иван Семёнович кивнул, спешился, привязал коня к коновязи, старался не спешить и держать спину ровно, откинув полог, вошёл в шатёр. Особой роскоши в покоях боярина не имелось, кроме трофейных шандалов и гобелена французской работы, взятых в Смоленске. Ну и едал Василий Васильевич, понятно, на серебре, а не из деревянной плошки. Шапки Мошкин перед боярином не ломал, сам атаман, пожалованный царской волей, из начальных людей теперь.

      – Садись, атаман. Вина отведай, – и Бутурлин, не чинясь, налил в серебряную чашу, – венгерское.

      – Спасибо, боярин, – и отпил треть из кубка.

      – И вот, для