Театр «Хамелеон». Лилия Волкова
Читать онлайн книгу.
да он её заметил, прошло… Сколько? Месяца три? С ума сойти, три месяца! Конечно, расписание у них часто не совпадает, и факультативы бывают. Но это не объясняет, как Богдан умудрился за девяносто дней (за вычетом каникул) ни разу не увидеть её после уроков: говорящей с одноклассниками в школьном дворе, выходящей за ворота, закидывающей на спину жёлто-зелёный рюкзак, такой яркий, что при взгляде на него во рту становится кисло.
А следить оказалось легко: Василиса не оглядывалась и не смотрела по сторонам, разве что когда переходила дорогу. Да и это не всегда. Вчера Богдан чуть себя не выдал и даже открыл рот, чтоб заорать: «Красный! Ты что, не видишь?!» Но не успел: какой-то здоровенный парень (на голову выше Богдана, а Василисы – на две) схватил её за рукав ветровки и дёрнул обратно на тротуар. Богдан на секунду пожалел, что не оказался на месте этого лохматого амбала: он мог бы спасти Василисе жизнь, и тогда она, наверное, сказала бы ему спасибо, а он бы ответил: «Да не за что совсем! А меня, кстати, зовут…» Но Василиса парня не поблагодарила, а просто посмотрела удивлённо и снова уставилась перед собой – на что-то, никому не видное. Так что Богдану не пришлось ни прятаться за спины стоящих на светофоре людей, ни увеличивать дистанцию.
И сегодня он снова шёл следом, глядя на тот самый рюкзак, на плечи, обтянутые бордовой плащовкой, на причёску из тёмно-русых волос – странную, необычную, будто из прошлого века. И уговаривал себя, что опасаться нечего. Ну, предположим, заметит она его. Сообразит, что где-то видела этот нос с горбинкой, глаза цвета незрелых желудей, падающую на лоб тёмную чёлку. Возможно, даже вспомнит, что они учатся в одной школе. Ну и что? Подумаешь! Им просто по пути, он тоже идёт домой после уроков, и ему ни до кого нет дела. А если она обернётся и сообразит – и вспомнит, он может кивнуть, или сказать «привет», или даже сделать вид, что не сразу её узнал. А потом кинуть небрежно: «О! Мы же в одной школе, да? А ты в этом дворе живёшь? Надо же! Я и не знал». Богдан забормотал про себя придуманные на ходу слова, пытаясь придать им нужную степень равнодушия, и чуть было не потерял «объект» из виду.
К третьему дню слежки он уже знал маршрут: из школьных ворот направо; сотня шагов по асфальтовой дорожке, из-за частых и глубоких трещин похожей на шоколадное печенье, мимо химчистки и магазинчика разливного пива. Потом широкая улица и тот самый светофор, где Василиса чуть не выскочила под машину. После ещё немного пройти вперёд, повернуть направо, войти во двор, образованный тремя пятиэтажками, а там ещё раз направо. Подъезд – крайний слева, а дальше сплошная неизвестность: ни этажа, ни номера квартиры. Но с этим пока ничего не поделаешь, в помещении у него не будет шанса остаться незамеченным.
«Никогда ещё Штирлиц не был так близок к провалу», – вспомнил Богдан фразу, которую любил повторять Семён Парамонов, считавший себя самым остроумным в классе. Шутки у него случались и удачные, и не очень, а некоторые казались Богдану вообще какими-то древними. Когда Семён притащил в школу пыльные растрёпанные сборники анекдотов (сказал, что остались от деда), стало ясно: многие парамоновские хохмы – бородатые, придуманные ещё до его рождения. Был там и сборник про Штирлица. Но оказалось, что полкласса фильма не видели и кто такой этот Штирлиц – понятия не имеют. Богдан потом в Сети почитал про «Мгновения весны…», но посмотреть так и не собрался – некогда. Хотя фраза про близость провала была хороша.
И к нынешнему дню она подходила идеально: вместо того чтобы повернуть направо, во двор, Василиса вдруг остановилась, будто наткнулась на что-то, а Богдан по инерции прошёл ещё несколько шагов, шарахнулся в сторону и вмазался в здоровенный уличный вазон, в котором, сколько Богдан себя помнил, никогда ничего не росло. Этот уродливый горшок размером с два колеса от джипа, поставленных друг на друга, использовался в основном как урна, и Богдан, сделав вид, что завязывает шнурок, присел на корточки и почти уткнулся лицом в груду пивных банок, кофейных стаканов и грязных пакетов. Василиса осталась где-то слева и чуть-чуть сзади, и Богдан так сильно скосил глаза в ту сторону, что внутри головы щекотно заболело. Она на него смотрит или нет? Заметила, как он чуть не развалил на части бетонную фигню? Или вообще не обратила внимания на неуклюжего придурка, который не смотрит, куда идёт? Скорее всего, последнее. Он медленно повернул голову, но Василисы не увидел. Упустил! А, вон она: мелькает за спинами зелёное и бордовое, покачивается голова со сплетёнными на затылке тугими косами. Богдан вскочил, охнул (ногу будто кто-то укусил прямо через джинсы) и, прихрамывая, отправился следом.
Почему она повернула тут налево? Может, в магазин? Нет, не похоже. Прошла мимо продуктового, кондитерской, ремонта сотовых и ещё какой-то ерунды. Не упомнишь, что за этими дверьми продавали вчера, не угадаешь, что будут впаривать завтра. Мама на днях жаловалась, что рядом с её работой закрылось недорогое кафе, где она привыкла обедать: «Мы только успели обрадоваться, что не надо банки и лотки из дома таскать, – и опять там ремонт, шум и грязь. Говорят, что будет то ли парикмахерская, то ли маникюрный салон. И зачем? Есть мне хочется каждый день, а маникюр я вообще сама делаю». Это точно – сама. И получается вполне. Красиво. Мама вообще многое делает хорошо, лучше Богдана. Разве