Несколько минут после. Книга встреч. Евсей Цейтлин
Читать онлайн книгу.
ину, знакомился с их современниками, а иногда – потомками, которых, бывает, тоже очень важно выслушать. Осторожно приоткрывал дверь в «лабораторию» художника. Вглядывался, как проходит он вечный путь ученичества. Как страстно, порой необычно утверждает для себя гуманистические ценности, давно выработанные человечеством.
С загадки начиналось каждое путешествие. Всегда трудно восстановить путь человека, даже самый короткий. Известно: человек – это целая вселенная, которая вместе с ним родилась и вместе с ним умирает. Еще труднее восстановить путь творца: он сам воскрешает историю многих душ, разные людские миры.
Логично все же спросить: почему в книге появились одни герои и отсутствуют другие, может быть, дорогие читателю имена? Конечно, тут сказались пристрастия автора. Мои маршруты в те годы часто определяли «детские» вопросы, которые я не уставал задавать себе и своим героям: в чем состоит миссия творца? Как создается и реально живет культура? Не сомневался: ответы на эти вопросы легче найти вдалеке от шумных столиц.
«У разных культур разные корни, но одно небо», – заметил я в середине восьмидесятых. Уверенно повторю эти слова и сегодня.
…Завершая работу над сборником «Писатель в провинции» (Москва, «Советский писатель», 1990), куда вошли дневники многих моих «литературных путешествий», я признался в предисловии: «Книга писалась долго; вдруг оказалось, что автор учился у своих героев. Что влекло меня к ним? Понял не сразу. Они живут в разное время, говорят на разных языках. Но похожи в главном – в понимании сущности своей работы, в том, что каждому из них все-таки было суждено испытать счастье. Простое счастье честно исполненного долга. На первый взгляд это тоже может показаться странным, так различны итоги их пути. К одному имени теперь добавляют: «великий». О ком-то говорят: «выдающийся». Про кого-то: «крупный». А другие почти безвестны.
Но «табель о рангах» в искусстве не так проста, как иногда представляется. Дело даже не в том, что время перечеркивает дежурные оценки текущего дня (мы тому свидетели!). Время нередко открывает поэзию и значимость самых скромных вроде бы литературных судеб.
В одной из статей Паустовский заметил: «Если бы был жив волшебник Христиан Андерсен, то он мог бы написать суровую сказку о старом мужественном писателе, который пронес в своих ладонях культуру, как несут драгоценную живую воду, через обвалы времени, сквозь годы войн и неслыханных страданий, – стараясь не расплескать ни капли».
Мораль этой ненаписанной сказки очевидна. Тут смысл труда любого настоящего писателя – независимо от того, услышат ли его имя потомки».
…В конце восьмидесятых я думал, что подвожу в этом предисловии итог своей работы над одним сборником эссе – может быть, циклом книг. Мог ли я представить, что не раз повторю слова Паустовского спустя четверть века? Позади были крушение и гибель империи, две моих эмиграции. Иногда мне казалось: «обвалы времени» необратимы, культура перестала быть для современника «драгоценной живой водой». И тогда я вспоминал сказку о старом – наивном и упорном в своей неизменной страде – писателе. Сказки живут дольше, чем люди. И дарят надежду не только детям.
Сентябрь 2011, Чикаго
Тувинские ритмы
Песня и несколько минут после. Вступление в тему
Я прощался с Тувой надолго, а может быть, навсегда. Стоял на берегу Улуг-Хема – у скромного обелиска, негромко оповещающего, что здесь центр материка.
Обелиск выглядел так: земной шар, над ним – острая пирамидка, надпись на трех языках – по-русски, тувински, английски: «Центр Азии»,
Я знал: вот так же здесь стояли тысячи людей. Пытались представить века, пролетевшие как один день, народы, прошедшие по этой земле и растаявшие во времени.
Было раннее утро. Город уже проснулся, но еще потихоньку потягивался. Старик, который целыми днями сидит на скамейке у рынка, раскуривал первую трубку. Туристы, ночевавшие в палатке у речного вокзала, только что включили транзистор. Днем они отправятся по Улуг-Хему на ракете, закинут удочки или уйдут в горы и однажды, наверное, догадаются сами: это и есть время, о котором они будут потом тосковать.
Сам я вспомнил этот день почти через год. Была ранняя осень далеко от Тувы. Осенью человеку часто хочется вернуться назад. Пройти прежними дорогами, согреться у старых костров.
Поставил на диск проигрывателя пластинку «Мелодии Тувы». Возникали и пропадали слова, не понятные мне, но смысл раскрывала интонация: с нее все начинается и в искусстве, и в жизни. Я достал тетрадь, где были переписаны тексты народных песен. Они походили на послания от одного поколения к другому, я и записывал их не как стихи:
«Если бы не сломалось гнилое бревно, построили бы забор. Если бы не умерла моя милая мать, были бы два глаза. Если бы не сломалось березовое бревно, построили бы забор. Если бы не умерла моя дорогая мать, были бы глаза и уши».
Среди других голосов легко узнал голос Ак-оола Кара-Сала. Это было уникальное горловое пение: один человек одновременно издает звук в нижнем регистре и ведет мелодию в верхнем.
В