Глава 1

      Если бы мне когда-то сказали, что я попаду в собственную книгу и окажусь в окружении придуманных мною героев, я, как любой нормальный человек, конечно же, не поверила бы. А если бы даже задумалась всерьез о такой перспективе, то решила бы, что это могло бы превратиться в отличное приключение. Вот только когда я каким-то образом в это приключение все-таки вляпалась, оказалось, что мир этот отнюдь не сказочный. Здесь пятнадцатилетние девочки по своей воле уходили из жизни вслед за погибшими возлюбленными, и никто не пытался их остановить, смерти были настоящими – со слезами осиротевших родных и едким дымом погребальных костров, а тот, кого ты считала другом, вдруг оказывался врагом.

      Но самое обидное заключалось в другом: тот, кто вписал меня в древние легенды и предания этого мира, почему-то не озаботился тем, чтобы наделить меня силой, мудростью или каким-нибудь тайным знанием, которое подсказало бы, как выжить самой и уберечь тех, кто стал мне дорог. Все, что я получила, – туманное объяснение, что я прядущая и оказалась здесь, чтобы сохранить жизнь Радимиру, воеводе города Свирь. Попутно я, кажется, умудрилась влюбиться и теперь не знала, как мне спасти не только Радима, но и хванского мальчишку, побратима воеводы.

      Отличный квест, которым меня озадачил бедовый хванец, прежде чем воины князя утащили его в неизвестном направлении. Учитывая, что перед этим он разорвал побратимство с воеводой, я имела неплохие шансы больше никогда его не увидеть, и эта мысль сводила меня с ума гораздо сильнее, чем страх за собственную жизнь.

      Мое сердце то и дело замирало от ужаса, когда мозг подсовывал картинки возможного будущего Альгидраса: одну страшнее другой. Неизвестность – вот что угнетало меня больше всего. Ведь, что бы ни происходило в Свири, женщине скажут об этом в последнюю очередь. Особенно мне, оказавшейся на месте сестры воеводы, которую вся родня старалась оберегать от потрясений. Отчаяние заставляло меня метаться по двору, заламывая руки, в тщетных попытках найти способ узнать новости. Выйти со двора я не могла, потому что воевода запретил, да и появляться на улицах города без сопровождения после покушения на мою жизнь мне вроде как тоже было запрещено. Хотя собственная безопасность волновала меня сейчас меньше всего.

      Сжав виски, я опустилась на лавку, в сотый раз проклиная день, когда мне вздумалось написать роман о городе-заставе. Огромный пес тоненько заскулил у будки. Он, подобно мне, до этого метался по двору, насколько позволяла цепь, а теперь прилег, опустив морду на лапы.

      – Не скули, Серый. И так тошно, – попросила я. – Все хорошо будет.

      Пес снова заскулил. Мы оба с ним понимали, что ничего хорошего не будет. Не в этой истории.

      Серый вдруг вскинул голову и тут же подскочил. Спустя миг в ворота постучали. Я вздрогнула и поспешила открыть, уже даже не гадая, кто бы это мог быть.

      На вошедшей Добронеге не было лица, из чего я сделала вывод, что мать Радима в курсе случившегося. Она рассеянно откликнулась на мое приветствие, потрепала пса по голове и пошла к дому, сжимая в руках плетеную корзинку. Поставив корзинку у крыльца, Добронега вынула из нее несколько связок трав и молча отправилась в дом. Я последовала за ней.

      Добронегу я нашла в сенях. Она ловко обматывала связки грубой ниткой и подвязывала к веревке, тянувшейся под самым потолком вдоль стены. Взяв один из пучков, я начала его обматывать. Получалось у меня и в половину не так хорошо, как у нее. Я попыталась привязать связку, но руки сорвались, и я больно оцарапала палец о гвоздь. Добронега забрала у меня травы, а я, подув на палец, обратилась к матери Радима:

      – Что теперь будет, а?

      Добронега скрутила петельку, молча встала на цыпочки и накинула ее на гвоздь, затягивая потуже, после чего аккуратно расправила травы, чтобы лучше сохли, и только потом повернулась ко мне. Она взяла меня за руку, осмотрела пораненный палец и сказала:

      – Ну, ничего. Заживет. Царапина, – и больно сжала мою руку.

      Кажется, в эту минуту ей самой поддержка нужна была гораздо больше, чем мне, поэтому я обняла мать Радима.

      – Все будет хорошо, да? – спросила я.

      Она обняла меня в ответ так крепко, как, пожалуй, никогда еще не обнимала, и сказала:

      – Конечно, все образуется, дочка. Князь не допустит расправы над невинным.

      Впрочем, уверенности в ее голосе не было вовсе. И от этого беспомощное объятие и беспомощная ложь выглядели еще страшнее. Я заглянула в голубые глаза матери Радима. Ожидала увидеть слезы, но взгляд Добронеги был абсолютно ясным. И очень решительным.

      – Ранен