Баллада Редингской тюрьмы. Оскар Уайльд
Читать онлайн книгу.
порой дневной.
Под рокот мельничного колеса
Взмывает жаворонок в небеса –
Освобождаясь, будто из тенет,
Росу с жемчужных паутин стряхнет.
И нарушает тишь зеленой чащи
Веселых коноплянок хор звенящий.
Но год назад… Светлы воспоминанья:
Италия, весенняя Кампанья, —
Там солнцем напоенные цветы,
Там яблоки свеченьем налиты…
Весна пьянила. Средь курчавых лоз
Я ехал, – череду метаморфоз
В себе таили смуглые оливы
И пинии, строги и горделивы.
Был волен бег, и были сокровенны
Мечты, – я имя древнее Равенны
Твердил движенью в такт, пока закат
Кармином не дохнул на небоскат.
Я, как мальчишка, вздрогнул от намека:
Там, за болотом с редкою осокой,
Фигурных башен вычерчен узор.
Вслед солнцу я рванул во весь опор.
И прежде, чем был день усекновен,
Я оказался у священных стен.
II
Как воздух глух! Не слышно даже эха
Пастушьей дудки, пения и смеха,
Ни гомона шалящей детворы.
Мертво молчанье и мертвы дворы.
Пустынный мир, печальный, бестревожный,
Твои увещеванья непреложны,
Как череда неспешных зим и лет,
Для смертного, бегущего сует.
Жить, погружаясь в траур мирозданья,
Разведывать минувшие преданья,
Раз причастившись от летейских струй, —
Забвенье среди лотосов даруй.
О Прозерпина, маковым дурманом
Опоена, царишь на поле бранном,
Оплакивая прах твоих сынов,
Ушедших в мир, где не бывает снов.
Но слава мертвых обернулась славой
Твоею. О бездетная держава,
Страна могил! Коленопреклонен
Здесь всякий перед памятью времен.
III
Столп, возвышающийся над равниной,
Он – мета одинокой и чужбинной
Судьбы твоей, блистательный француз.
Любви и славы краток был союз.
В тебе играли мужество и сила,
Но в горький час звезда твоя светила.
Увы, Гастон де Фуа, ты проиграл.
И под лазурнейшим из покрывал
Покоишься. Камыш, склонивши копья,
Подрагивает. Пурпурные хлопья
Леандр в твою разбрасывает честь.
Чуть северней, времен далеких весть,
Стоит ветрам открытая гробница.
Здесь некогда остготская столица
Была. Ее король обрел покой
В воздвигнутом дочернею рукой
Массивном склепе. Но твердыня эта
Патиной тления равно задета.
Ты, Смерть, всем участь равную суля,
Смешаешь прах шута и короля.
Величественна слава их, однако
В душе моей – ни отклика, ни знака
Ни рыцарь не оставит, ни король.
Ничтожною покажется юдоль
Земная подле Дантовой могилы,
А венценосцы – жалки и постылы.
Из мрамора высокое чело,
Глаза, на мир взиравшие светло,
И страстно, и с мучительным презреньем.
Уста, испепленные откровеньем –
О преисподней и об Эмпирее,
Миндалевидный лик, всего острее
Запечатленный Джотто, скорбный лик, —
Так Данте предо мной в тот день возник,
В стране покоя, вдалеке от Арно,
Где кампанила Джотто лучезарно
Возносит крин в сапфировый простор.
О Данте, боль твоя и твой позор
Изгнанника – вот тяжкие оковы,
Что преподнес безумный, бестолковый
Мир, на тебя возведший клевету.
А ныне на пустынную плиту
Царица беспощадная Тосканы,
Персты влагавшая в живые раны
Израненного терниями лба, —
Несет венец лавровый. И мольба
Вернуть ей прах поруганного сына
Вотще звучит. Тяжелая година
Минула. Имя Данте полнит слух.
Прощай! Покойся с миром, вольный дух.
IV
Уныние в заброшенном палаццо.
Здесь эхо не захочет отозваться
На