В противовес рыцарской, крестьянскую культуру можно охарактеризовать как ритуально и ритмично размеренную. Погребальные церемонии носили тот же характер, что и праздничные. Границы между миром мертвых и миром живых не проводилось. Смерть воспринималась как естественный уход и не вызывала у крестьян экзистенциального головокружения. Социальная память и социальные механизмы работали автоматически традиционно. «Именно это делает лицо крестьянина родом маски как воплощения недвижимости, застылости»85. Жизнь крестьянина строилась на ритуале. На уровне вербальных практик поведение регулировалось пословицами и поговорками, которые воплощали социальную норму.

      Таким образом, маска в Новое время это сословное соответствие, определяющее манеру и стиль. В России, например, это соответствие чину. Именно он являлся легитимной фикцией, обозначающей место, а вместе с ним ограничения и свободы человека в социальной вертикали.

      Начиная с правления Петра I табель о рангах делил людей и их привилегии в регламентированной воинской, статской и морской службе. Все чины были разделены на 14 классов, из которых первые пять составляли генералитет, 6–8 классы составляли штаб–офицерские, а 9–14–обер-офицерские чины. Чин определял манеру поведения и стиль обращения к другим людям. Для особ 1-2 классов в обществе было обращение «ваше высокопревосходительство», особы 3-4 классов – «превосходительство», 5 – «ваше высокородие», 6–8 классы – «ваше высокоблагородие», 9 – 14 классы – «ваше благородие». К императору обращались как «августейший монарх», обращение в письменном виде звучало следующим образом: «Ваше высокопреосвященство, высокопреосвященный владыка».

      Петр I, вводя новый закон, сразу же определял наказание «за поведение не почину». Чин женщины, если она была придворной, определялся чином мужа: «полковница», «статская советница», «тайная советница». Что касается детей, традиционное общество в ребенке видело маленького взрослого. Их одевали в маленькие мундиры, диктующие соответствующую походку, жестикуляцию и манеру обращения к другим. Только после ХVIII века появляется детская одежда, детские комнаты, а вместе с ними представление о том, что ребенок вправе обыгрывать социальные маски и социальные роли.

      По сравнению не только с архаической, но и со средневековой культурой, люди европейских обществ, начиная с эпохи Ренессанса, достигли более высокой ступени самосознания, переходя от внешнего принуждения к внутреннему самопринуждению. Их растущая способность видеть самих себя на удалении, отчужденно, напоминала смену средневекового геоцентризма возрожденческим гелиоцентризмом вокруг персоны. Восприятие собственного образа сквозь отражение другого.

      Максима 180: «Наше раскаяние – не столько сожаление о причиненном зле, сколько опасения, что оно может к нам вернуться»86.

      Согласование нескольких образов воспитывало