Редукция состояния. Тёма Шумов
Читать онлайн книгу.
лконной двери. Утро еще только началось, а солнце уже жарит нещадно. Ноздри щекочет запах прелых водорослей и сухой травы. От его плавок и купальника Светланы, висящих на перекладине балкона, поднимается еле заметное марево. Слышно, как в ресторане на первом этаже персонал двигает столы у бассейна. Неразборчивая речь сменяется смехом.
Кошмар, в котором Михаил убегал от преследовавших его бесплотных теней, распадается на фрагменты и стремительно тускнеет. В остающуюся после сна звенящую пустоту возвращаются воспоминания о прожитом дне – автобус с пыльными розовыми занавесками на окнах, горное озеро с холодной водой, плато, покрытое высокими вертикально стоящими камнями. Еще остается тревожное послевкусие: плотное и вяжущее. Кажется, оно лишь усиливается, превращаясь в смутное беспокойство совсем неуместное под яркой голубизной безоблачного неба.
Сколько же сейчас времени, думает он, следя за белой точкой – яхтой, застывшей у самого горизонта. Часов шесть? Семь? Точно не больше. Протягивает руку и берет лежащий на прикроватной тумбочке телефон Светланы.
Так и есть. Угадал. Почти половина седьмого.
Впереди достаточно времени, и его можно ни с кем не делить. Посвятить только себе и потратить на работу даже в свой законный отпуск. Такой сомнительной привилегией – работать в любом месте, воспользовавшись любой свободной минутой – обладают лишь две профессии: физик-теоретик и писатель. Для этого им достаточно лишь клочка бумаги и огрызка карандаша.
Михаил осторожно снимает с плеча руку жены. Она с головой укрыта одеялом, из-под которого торчит пышущее жаром колено. В отличие от Михаила, всегда остывающего под утро, Светлана с приближением рассвета, наоборот, разогревается. И это одно, и самое незначительное, из сотен (если не тысяч) различий в их характерах и темпераментах.
Вечером того дня, когда они устроили похороны Ланы Пилчер, Евгений Русин заметил: тот факт, что Михаил и Светлана живут вместе уже больше десяти лет, является прекрасным подтверждением существования дуальных психотипов. Вытянув ноги к камину, где догорали последние поленья, и держа перед собой полупустой стакан с виски, в котором уже практически растворились кубики льда, Евгений наставил на него свой палец и продолжил:
– Следующая твоя книга должна быть обязательно посвящена жене, которая терпела твои закидоны все эти годы. Книга должна быть настоящей, взрослой и продуманной, без заигрываний с публикой и потакания ее прихотям. Но в то же время, упаси тебя боже, впасть в иную крайность: выдать бессвязный и заумный бред, который так нравится некоторым критикам.
Он приподнял руку, сжимающую стакан.
– Сегодня мы не только хороним Лану Пилчер и ее престарелую мамашу Розамунду Самерлав (пусть земля им будет пухом), но и приветствуем возвращение Михаила Кокоричева. Отчасти мне жаль ушедших от нас дам, в конце концов, я в некотором смысле для них крестный папа. Однако всему свое время. Даже хорошая шутка может навязнуть на зубах. С возвращением Миша! Ле Руа э морт! Вив ле Руа!
Планшет стоит на низеньком столике. Рядом две пустые чашки. На дне застыли кофейные разводы. Если вчера, вернувшись с экскурсии, они перед сном пили кофе, неудивительно, что ему всю ночь снились кошмары.
В некотором замешательстве Михаил убирает с клавиатуры коробку из-под конфет, вскрытую и заполненную скомканными обертками. Он не может решить, что его поражает больше: то, что они за вечер съели целую упаковку, или то, что он не помнит, как это произошло.
Но если подумать, в этом нет ничего странного или пугающего. Мы забываем постоянно. Сегодня мы еще смутно припоминаем, что было вчера, но завтра поблекнут даже сохранившиеся воспоминания. Сейчас он не помнил, почему уснул в одежде и когда на телефоне жены сменилась заставка. А завтра забудет, что сегодня, проснувшись, удивился этому.
Михаил пересаживается на диван. Открывает текстовый редактор и, перечитывая написанное ранее, в определенный момент решает воспользоваться блокнотом. Впоследствии по сделанной в нем заметке он в очередной раз поправит и дополнит текст.
Михаил всегда писал таким итерационным способом. Ему, конечно, были знакомы авторы, которые за месяц могли выдать готовую книгу, работая без плана и никогда не возвращаясь к уже написанному. Однако самым удивительным для него было не то, как они писали, а то, что находилось достаточно большое число людей, которые потом читали и расхваливали книгу, где в кустах автор умудрялся спрятать не только рояль, но и целый симфонический оркестр.
Он же мог потратить несколько месяцев, досконально, в мельчайших подробностях расписывая поглавный план, разворачивая все сюжетные линии по методу «снежинки», но затем, сев писать, в один отнюдь не прекрасный момент неизменно обнаруживал – весь план разваливается и летит в мусорное ведро. Разросшаяся, ветвистая, лелеемая им снежинка трещит и погребает под собой фабулу произведения. Например, потому что один из незначительных и второстепенных героев вдруг говорит совсем не то, что было задумано Михаилом. И сказать иное герой просто не в состоянии, поскольку неожиданно обретает свой голос. Герои всегда были для него как собственные дети. С каждой новой главой они взрослели