Новое назначение. Александр Бек
Читать онлайн книгу.
024
Курако[1]
Повесть
Глава первая
Юг
Домны, расклепанные, разобранные, разложенные в штабеля гнутых листов, плит, балок, труб, пересекли океан вместе с мистером Джулианом Кеннеди и его братом Вальтером.
В теплом городе Мариуполе, на берегу зеленоватого моря, сложили из кирпича на извести и цементе два пня. Они поднимались на четыре метра. На пнях начали сборку печей.
Джулиан Кеннеди был знаменит. Решающие конструкции печей носили его имя. Засыпные устройства – системы Кеннеди. Охладительные приборы – системы Кеннеди. Каупера – системы Кеннеди. Джулиан Кеннеди был самым талантливым американским доменщиком – инженером, конструктором, строителем.
В 1898 году американцы закончили передачу завода Никополь-Мариупольскому акционерному обществу. Они уехали на родину, пробыв в Мариуполе пятнадцать месяцев.
Ведение печей приняли французы и поляки. Американские домны охотно и безропотно подчинялись американским инженерам. Когда поводья перешли в другие руки, печи вышли из повиновения.
Печь № 1 считалась погибшей. Тяжелое расстройство хода постигло и вторую домну.
В кабинете директора – мрачные лица. Там говорят по-французски. Распахивается дверь. Входит мокрый и грязный человек. Его сапоги обшиты грубым парусным брезентом. На голове войлочная шляпа, прожженная в нескольких местах. Так одеваются рабочие доменных печей.
Разговор в кабинете смолкает.
Вошедший спрашивает:
– Могу ли я переговорить с мосье директором?
Он произносит эту фразу по-французски. Французские слова вылетают у него непринужденно и легко, как родные.
Директор спрашивает:
– Кто ты и что тебе нужно?
Мастеровой вскидывает голову. Он тоже переходит на «ты».
– Ты должен меня знать. Я горновой второго номера. Берусь наладить печи.
– Что? Какие печи? – раздраженно спрашивает директор.
– Обе!
Это происходило в 1899 году. На Юге России ни один русский инженер не допускался к ведению доменных печей. Еще не началась пятнадцатилетняя война русского инженерства за вытеснение с площадок доменных печей французов, англичан, бельгийцев и немцев.
Горновой был наглец или сумасшедший. Его следовало бы выгнать вон. Директор не сделал этого. Он разрешил воскресить «труп»: в распоряжение горнового предоставлена была погибшая печь.
Печь умерла, едва изведав сладость белого огня, бушующего, как вихрь, под напором горячего дутья. Всего три недели назад раскаленный воздух, в мгновение при прорыве сжигающий насмерть человека, рвался внутрь через двенадцать отверстий, суживающихся, как брандспойты. Они называются фурмами. Теперь печь не дышала ни одной из фурм. Черным застывшим шлаком залиты изящные фурменные рукава системы Кеннеди. Ни одного кубометра воздуха нельзя вогнать в печь. Она холодна, неподвижна, она – труп.
Четверо суток, не смыкая глаз, горновой и трое подручных бились над печью. Утром на пятые сутки, когда песок на берегу хранил еще ночную свежесть, горновой побежал купаться. Он сбросил пробитую огнем брезентовую рубаху, хотел окунуться, упал на песок и заснул.
Печь гудела. Стенки ее клепаного железного панциря дрожали. Если бы у нее был голос животного, она заржала бы от полноты сил. Сквозь глазки фурм, через синее стекло – с ним никогда не расстаются доменные мастера – отчетливо виднелось горение кокса. Сияющие куски двигались, не останавливаясь ни на мгновение, «танцевали», как говорят доменщики. Из руды каплями выступал чугун, и тяжелый огненный дождь непрестанно падал в печи.
Горновой расплавил «козел», какого в России никто никогда не расплавлял. «Козел» – зловещее слово. «Козел» – застывший, затвердевший чугун в печи. «Козел» – это значило капут, каюк, конец: печь надо разбирать до основания.
Кувалдой, ломом, нефтяной форсункой горновой пробил и прожег в спекшейся черной чугунной массе узкий кротовый ход от фурмы к выпускной щели. И, не отходя от печи, по капле, по ложке, по ведру спустил из печи «козел».
Юг узнал фамилию горнового. Это был Курако.
О детстве Курако известно немного. Его мать была единственной дочерью Арцымовича, помещика Могилевской губернии. Арцымович не имел сыновей и искал верного человека дочке в женихи, чтобы без опаски передать имение. Где-то встретил Арцымович отставного полковника Курако, инвалида Севастопольской кампании. Полковник приехал к Арцымовичу, познакомился с имением, посмотрел Геннусю и сделал предложение. Арцымович согласился. Дочь вышла за нелюбимого, за старого. Через год она родила мальчишку. Его назвали Михась.
Вскоре Арцымович умер. После его смерти молодая Геннуся полюбила кучера. Полковник бил и запирал жену. Она скрывалась в черный лес и по ночам бегала к любовнику. Полковник уехал от позора.
Михась
Впервые под этим названием – «Знамя», 1934, № 5.
Повесть написана в результате поездки А. Бека в 1932–1933 годах в Сибирь с бригадой литераторов, взявшейся по заданию редакции «Истории заводов», руководимой А. М. Горьким, создать «Историю Кузнецкстроя» (общий замысел реализован не был).
При распределении материала между членами бригады Беку досталась никем доселе не изученная история жизни крупнейшего русского доменщика Михаила Константиновича Курако (1872–1920). Работа над образом Курако положила основу документально-художественному методу Бека, которому он оставался верен на протяжении всей своей творческой деятельности. «Я уже чувствую, что в отличие от моего прежнего писательства обладаю некой школой, неким методом. Это сделала для меня “История Кузнецкстроя”», – замечает он в письме от 24 июля 1933 года своей первой жене, критику и переводчице Л. П. Тоом (1890–1976).
Первоначально в 1933 году намечались к опубликованию «Главы истории Кузнецкстроя» в альманахе «Год XVII», но А. М. Горький, редактор альманаха, прочитав их в верстке, отклонил.
В том же году «Главы…» были изданы на правах рукописи, для обсуждения, тиражом 1000 экземпляров.
Дорабатывая главы по совету Горького, Бек думает назвать повесть «Копикуз». Но уже 17 марта 1934 года эта повесть была принята в журнале «Знамя» под названием «Курако». Бек как бы подчеркивает, что повесть является законченным портретом знаменитого доменщика и не зависима от «Истории Кузнецкстроя».
Для журнальной публикации автор расширил рассказ о детстве Курако, описание офицерского бала и сцену восстания; обогатил новыми деталями образы Лутугина, Грум-Гржимайло и – в особенности – Федоровича (в последующих изданиях Кратова).
Публикация в «Знамени» сопровождалась подстрочным авторским примечанием, которое в дальнейшем не перепечатывалось:
«Повесть не вполне подходящее название для этого произведения. В нем нет вымышленных имен. Действующие лица фигурируют под собственными именами: события, имеющие историческое значение, соответствуют действительности.
В повести речь идет об угле и металле. Действие развертывается в годы империалистической и гражданской войн в Кузбассе – ныне важнейшей индустриальной крепости советского Востока.
Повесть “Курако” – плод работы автора в писательском коллективе, проведшем около года на площадке Кузнецкстроя. Состав коллектива – З. Крянникова, И. Рахтанов, Н. Смирнов, Л. Тоом и автор.
В июне 1933 года мы потеряли Н. Г. Смирнова, лучшего и опытнейшего писателя в коллективе. Каждый из нас обязан Смирнову многим. Отличный мастер и знаток сюжетной прозы, он строго судил наши рукописи и раскрывал нам тайны мастерства. Его памяти посвящаются лучшие страницы повести.
Повесть не могла быть написана без внимательной и чуткой помощи общественности Кузнецкстроя. Ей выражает горячую благодарность автор».
Повесть была встречена литературной общественностью и критикой с интересом.
При подготовке к печати сб. «Доменщики» Бек вновь отредактировал повесть. Некоторым реальным персонажам дал вымышленные имена (Федорович переименован в Кратова, Гудков – в Гладкова, Бардин – в Макарычева, Свердлов – в Милютина); глава «Тревожные дни» получает название «Восстание», пересматривается принцип ее внутреннего членения: эпизод прихода Дитмана к Курако расширен и выделен в самостоятельную подглавку.
В 1939 году в серии «Жизнь замечательных людей» вышла биография Курако, написанная А. Беком (под псевдонимом И. Александров) и Г. Григорьевым. В дальнейшем она выдержала ряд переизданий.