Жестоко дождь стегает по окну,

      Я за стеклом, я нынче недотрога:

      Ушла печаль и унесла тревогу,

      Оставив равнодушия броню.

      И жалость не сжимает больше грудь:

      Я одинока и сильна на диво;

      При встречах не шарахаюсь пугливо,

      От слез твоих, ища, куда б свернуть.

      И льются замороченной водой,

      Дожди и слезы – в реки и озера,

      Гуляет рыба, веря рыбнадзору,

      Но я не верю, я сыта тобой.

      Горькая ягода – скудная пища

      Для остающихся на зиму птиц.

      Мне ли пернатых жалеть? Духом нища

      Я не паду пред отвергнувшим ниц.

      И не заплачу – ступай восвояси!

      Ты ли не знаешь, как нрав мой суров?

      Чувств не находишь в моей ипостаси,

      Жаль для тебя мне и горсточки слов.

      Для полюбившего разумом, власти

      Тело не может иметь никакой.

      Было, прошло. Обесценились страсти,

      Нынче милей мне душевный покой.

      Воздух туманом съеден,

      Листьев осенних крошево,

      Воздух озоном беден:

      В нем ничего хорошего.

      Грусть изломала тело,

      Прячусь в сгорающих кленах.

      Это бы тело – в дело!

      Дрожать в эрогенных зонах.

      Танец не мною прошен.

      Бьюсь от макушки до пятки.

      Кем-то мой жребий брошен:

      Играть бы в любовь, не в прятки.

      Изба, с позеленелой крышей,

      Да, покосившийся забор,

      И на одной петле колышет

      Калитку ветер, словно вор.

      Давно заброшена, но стены,

      Хранят тепло минувших лет,

      А провода, как будто вены,

      Ждут тока, а его все нет.

      Порою бомж от непогоды,

      В ее стенах найдет приют,

      Но нет хозяина, и годы,

      Уже берут, а не дают.

      Давно хозяин на погосте,

      А дети в город подались.

      Изба вздыхает: – Хоть бы в гости…

      Но в городе другая жизнь.

      Такую скорбь, и этот холод,

      Представить может лишь поэт,

      Увы, и он не очень молод,

      Ему сродни такой сюжет.

      Кипело небо. Пламенем дрожа,

      Ныряло солнце в пене облаков;

      Был теплый день, и лезвием ножа

      Катился по березе терпкий сок.

      Любовная слеза – не просто сок —

      Разбужена береза, прерван сон.

      И капает слеза на белый шелк,

      И льется из груди счастливый вздох.

      Куст сирени грустит под окном:

      Опустел, прежде радостный, дом.

      Только крики рассерженных баб,

      Что друг другу расправой грозят.

      Мать на дочку, а дочка на мать —

      Разве можно сирени понять?

      Нет хозяина, в доме беда,

      Что ж не едет хозяин сюда?

      Где-то в городе, муж обормот,

      Потерявший жену, водку пьет,

      Не бездействуют люди, любя:

      Потерял муж хозяйки, себя.

      Замысловатые сюжеты

      Мне предлагает нынче осень;

      Я нарушаю все запреты,

      Лишь только слышу: Ровно в восемь.

      Как сладок плен твоих объятий!

      Я без тебя лишь оболочка,

      Преступник, жаждущий распятий…

      И вновь клянусь поставить точку.

      В своей зависимости вязкой

      Страшней отпетой наркоманки;

      Бегу к тебе, лишь звякнешь связкой

      Ключей, как лакомой приманкой.

      Да, вот такие вот фортели.

      Моя крутнула нынче осень.

      Сегодня ждёшь, в каком отеле

      Меня, конечно, ровно в восемь?

      Обречена.