Во-первых, чертовски устал.

      Левая рука воткнула щуп в землю перед собой. И еще рядом. Вроде чисто.

      Наливающуюся усталостью правую – с автоматом максимально вперед, одновременно согнул левую ногу. Толчок согнутой ногой. Передвинулся. И так по новой весь процесс. Тысячи раз. Да попробуйте сами проползти пару часов по пашне, когда нагружен боеприпасами и защитой словно ездовой ослик!

      Но даже не это самое большое дерьмо.

      Главное – гребанная донецкая грязь! Я не про человеческую – про обычную. Человеческая вся на той стороне, куда я ползу. Там – укропы!

      Густой чернозем, или тяжелая рыжая глина, да даже песок сосновых рощ после любого дождичка превращается в вязкую, липнущую ко всему субстанцию. Грязь липла к берцам при ходьбе по лужам, мокрой траве и земле. Прочерчивала мутно-черные полосы по лицу, смешивалась с кровью с содранных мозолей, когда роешь окоп. Грязь пропитала все вокруг – даже меня.

      Ее всепоглощающая любовь безгранична и ей плевать что ты ее ненавидишь!

      Оглянулся на восток, откуда приполз. Горизонт уже заалел, зажженный приближающимся рассветом. Но до восхода солнца оставалось еще полчаса. С ближних и дальних рощ ползли и таяли таинственные ночные звуки, свист ветра в ветвях, закуковала кукушка.

      Успеем.

      Мы нападаем на рассвете, словно стая волков.

      Молча. Из прохлады предрассветного тумана.