Смотрю через окно на улицу, где утро стремительно набирает скорость. Оно, как опытные пилоты на гонках Формулы-1 разгоняется вместе с мчащимися по московским дорогам автомобилям и вышедшими на пробежку горожанам, оно устремляется в подземные переходы к метро, обгоняя спешащих на работу людей, оно разливается в воздухе бодрящим запахом кофе.

      Я люблю утро!

      Выходить в такое время из дома, все равно, что присутствовать при рождении новой жизни или при начале увлекательного приключения. Так, по крайней мере, мне кажется.

      В кафе, где я сижу за чашкой капучино, тоже вовсю стучится утро, атакуя солнечными лучами небольшое пространство помещения. Сейчас ему мешают огромные, от пола до потолка, тонированные стекла и все же в этой борьбе победа все равно будет за светом, неважно солнечным или электрическим. Я в этом не сомневаюсь, ведь свет всегда побеждает.

      А пока рассматриваю людей, расположившихся рядом.

      Парни пьют кофе, сдержанно улыбаются, а девушки ведут себя по-разному. Одна их них, с веселым лицом и каштановыми волосами, завитыми в мелкие кудряшки, показалась мне весьма раскованной. Она непринужденно щебечет, прерывая отдельные фразы громким смехом. До меня иногда доносятся матерные словечки, которые она изредка использует, и я констатирую, что мат незаметно переместился в нашу повседневную жизнь. Мат теперь заменяет обычные слова, которые многим кажутся не столь выразительными и энергичными.

      Правда, в моей констатации есть доля безразличия, мне ведь все равно как они выражаются, о чем говорят. Я не состою в семантической инспекции и не слежу за чистотой языка. Все эти фидбеки, бэклоги, дедлайны и прочие словечки довольно забавно контрастируют с русским матом, которым перемежается наша речь. Так возникает сюрреалистическая мешанина в нынешнем языке.

      – А вы, молодой человек, не поможете в нашем споре? – вдруг обращается ко мне девушка с кудряшками. У нее карие смеющиеся глаза, говорящие о легком характере. А еще я замечаю едва уловимый южный акцент.

      Вообще-то она не так молода, какой показалась мне на первый взгляд. По крайней мере, вероятно, она лет на десять старше, сидящих рядом с ней коллег. Видимо возраст ей хотелось компенсировать своим поведением и потому она выглядела чересчур бойкой и чуть возбужденной, в отличие от находящейся рядом подруги.

      Рыжеволосая, флегматичная девушка задумчиво глядела перед собой, не принимая участия в разговоре. Погруженная в свои загадочные мысли, она медленно потягивала кофе. Бородатый очкастый парень, который спрашивал о бэклогах, относился к ней с явной симпатией, и это было очевидно для любого непосвященного в их отношения. Он сходил к стойке, где купил у бариста свежий хрустящий круассан, затем молча положил его перед девушкой и без комментариев опустился на стул. Будто так и должно было быть.

      Все это я замечаю мимоходом, предположив, что бородатый айтишник и задумчивая девушка состоят в отношениях. Что касается двух других участников утреннего кофепития, то судя по тому, как девушка с кудряшками пытается вовлечь меня в разговор, вряд ли они с бритым наголо парнем являются парой.

      Я улыбаюсь ей, но не отвечаю.

      – Кстати, меня зовут Юля, – представляется она и зачем-то, словно парень, протягивает руку для знакомства. У нее длинная узкая ладонь, которую я с внутренним удивлением пожимаю – кто разберет этих айтишников, у них все не как у людей. Если на западе руки жмут и мужчинам, и женщинам, то у нас вот как-то не сложилось.

      – Очень приятно, Юлия, – вежливо отвечаю я.

      – А это, – продолжает она, кивая на приятелей, – Софья, Иван и Артур.

      Иваном оказался тот самый бородач-очкарик, ходивший за круассаном для Софьи. А Артуром был лысый парень, все время недоверчиво щуривший глаза.

      Юлии, конечно, я готов был помочь, если бы только знать, о чем они спорили. Однако никакого спора между