Ханское правосудие. Очерки истории суда и процесса в тюрко-монгольских государствах: От Чингис-хана до начала XX века. Роман Почекаев
Читать онлайн книгу.
(впрочем, обычном для него, как известно из источников), приказал выплатить продавцу 200 балышей. По этому поводу даже была составлена расписка, которую чиновники, однако, не удостоверили печатью-тамгой, поскольку опасались, что хан принял такое решение спьяну. На следующий день, узнав, что продавец денег так и не получил, хан велел выплатить ему уже 300 балышей, но чиновники снова поступили так же; и эта история продолжалась, пока сумма не дошла до 600 балышей. В результате хан сурово отчитал чрезмерно ответственных чиновников, приказав выплатить оговоренную сумму [Джувейни, 2004, с. 145–146; Рашид ад-Дин, 1960, с. 54–55]. Однако нельзя не обратить в данном случае внимание на действие принципа, который и сегодня широко применяется в частноправовых отношениях: недействительность сделки, заключенной лицом, находящимся в состоянии алкогольного опьянения.
Некоторые торговцы, являясь своего рода «компаньонами» монгольских ханов и других членов рода Чингисидов, в случае неисполнения обязательств привлекались к суду непосредственно самими представителями правящего рода. Так, один уртак (торговец, ведший дела на деньги казны) не выплатил полагающуюся хану долю прибыли, но сказал его чиновникам, что отдал ее якобы лично в руки Угедэю. Его доставили во дворец, однако, отвечая на вопрос хана, он не мог припомнить детали и свидетелей этого события. Хан, уличивши его, тем не менее решил не наказать, а «перевоспитать» его: когда все уртаки пришли с товарами к ханским чиновникам, он велел не принимать товары у недобросовестного должника, а когда тот выразил раскаяние, велел все же купить у него товары по высокой цене [Джувейни, 2004, с. 153–154; Рашид ад-Дин, 1960, с. 58–59]. В данном казусе обращает на себя внимание использование для установления ложности показаний ответчика очной ставки, участником которой стал, что примечательно, сам хан.
Пользовались щедростью Угедэя и лица, чьи долги не были связаны с торговлей, которой хан так покровительствовал. Например, жители китайского города Тайминфу просили либо простить им долг в размере 8 тыс. балышей, либо позволить выплатить его в рассрочку, заявляя, что в противном случае им грозит полное разорение. На это хан пообещал возместить долги из казны, как только будут представлены документы или показания самих должников. Правда, в данном случае персы Джувейни и Рашид ад-Дин не упустили случая покритиковать «неверных» китайцев, которые, воспользовавшись этой возможностью, не только были освобождены от уплаты долга, но еще и заработали почти столько же, поскольку нередко по предварительному сговору один выдавал себя за заимодавца, а другой – за должника, при этом оба не являлись ни тем, ни другим [Джувейни, 2004, с. 142; Рашид ад-Дин, 1960, с. 52]. Тем не менее своим решением, пусть и обременительным для казны, Угедэй продемонстрировал, что в равной степени учитывает интересы своих и монгольских, и китайских подданных. В процессуальном же отношении интересно отметить, что доказательствами в подобных случаях могли являться как документы (расписки), так и устные показания