Мои ноги обглоданы, и это так избито… А сравнивать туман с молоком – не избито ли?

      Брошенка

      Вот оно, мое минорное восприятие, моя неопределенная реальность.

      Слезы – непрошеные, дым – колечками, я бьюсь в агонии, и она – блаженна. Тоскою сочится все мое существо. Мое знание – это мое клеймо, мое ярило.

      На самом тонком мостике своего сознания я стою, как черная балерина, на носочках, тянусь ввысь, а внизу, подо мной, захлебывается собственной мерзостью мое прошлое унижение.

      Там, в пошлых любовных клятвах – мой персональный ад, мое пекло. И моя дрожащая неуверенность, моя шизофазийная стихия разверзнется вскоре – я делаю шаг.

      Другой или третий – я уже лечу.

      Лечу вверх, подхваченная неумолимым тайфуном времени, зачарованная порочностью собственных чувств. Пронизана остриями зрачков, вынесена за скобки пространства.

      В полыхающей тьме я набираюсь силы, жестокой силы, неистовой. Я – огненный Хаос, жгучая злоба, счетчики и термометры взрываются от передоза моей яростью.

      Пусть безмолвствует Земля!

      Пусть изольется слезами Небо, тщась затушить меня! Я теперь – катастрофа, живу местью, дышу зверством, исступленно вздымается моя грудь. Некому покрыть ее поцелуями, остудить, унять зарево пожара в ней.

      И вот, на самой субтильной ноте, рванет сердце туда, куда я не достану рукой, и замрет там, нежное и спокойное, пока меня будут накрывать плотной тканью и бормотать: «Не пережила… Не пережила».

      Маленькая

      Я бы хотела скользить в вязаных носочках по нагретому полу, по дорожкам солнечных бликов.

      Ты бы шептал мне бессвязные слова, надрывно, горячо выдыхая сквозь сомкнутые губы.

      Мой Гумберт Гумберт, твои глаза цвета моря на том берегу, что люди зовут Лазурным, и будь я чуть старше – я бы не пропустила начало истории.

      Ты иллюстрируешь собственные сказки теплыми сухими поцелуями – я не могу не любить тебя за них.