Калифорния на Амуре. АНОНИМУС
Читать онлайн книгу.
ких очевидных вещах, как белый воротничок старшего по званию и белые же перчатки, каковых не было и быть не могло у нижнего чина. Кроме того, Песцов имел изящные, почти офицерские усики, а подносье унтера украшали два толстых пшеничных колоса, производивших необычайное по силе впечатление на женское население Канавинской слободы – как крестьянского, так и мещанского сословий. В остальном же, действительно, бравых служак трудно было отличить друг от друга, если только не иметь в виду чина и получаемого соответственно чину денежного содержания.
Так или иначе, оба жандарма всем своим видом являли наглядный символ благонадежности и отваги, каковой символ справедливо было бы отнести ко всему Отдельному корпусу жандармов, а не только к нижегородскому его управлению.
Главный ярмарочный дом, из которого сейчас вылупились на свет Божий оба жандарма, был зданием во всех отношениях замечательным – не так, впрочем, по архитектуре, как по содержанию. Николай Михайлович Баранов – нижегородский военный губернатор и изобретатель винтовки своего имени – с присущим ему изяществом и глубоким постижением самой сути предмета называл Главный дом «административным сердцем ярмарки». Это была чистая правда, тем более удивительная, что исходила она из уст человека, облеченного весьма значительной властью, а от таких людей рядовые обыватели, как правило, не ждут ничего, кроме головокружительного по силе вранья.
На время ярмарки, то есть с 15 июля по 25 августа каждого года в Главный дом непременным порядком переселялся сам нижегородский губернатор и вся его администрация. Здесь же получало временное пристанище и местное жандармское управление – гнездо законности и бдительности, коего вышеуказанные птенцы Песцов и Огольцев явились сейчас во всей своей красе на Главной площади.
Отсюда шагом хоть и не вполне парадным, но все же весьма внушительным, вахмистр и унтер-офицер проследовали в сторону торговых рядов Гостиного двора, окруженных Обводным каналом, созданным по проекту архитектора и строителя Августина Бетанкура. Означенный Бетанкур родился в Испании, но позже благоразумно признал выгоды и преимущества русской жизни и перешел в службу Российской империи, своим примером показав любознательным потомкам, что, хотя многие и стремятся уехать из богоспасаемого нашего отечества, никому не заказан также и въезд в него – со всеми истекающими отсюда последствиями.
Впрочем, до самих рядов Гостиного двора, которых в пределах Обводного канала насчитывалось двенадцать, жандармы не дошли, а двинулись вдоль по Царской улице в сторону Канавинской или, иначе, Кунавинской слободы. Если бы, однако, они все же направились бы через торговые ряды в сторону Спасского собора и далее, то увидели бы много интересного, вплоть до печально известной Самокатной площади, славной своими монументальными каруселями, называемыми местной публикой самокатами, и румяными барышнями легкого поведения, которые в любую погоду кокетливо на этих самокатах вращаются, заманивая в любовные тенета сладострастное мужское сословие. В сем двусмысленном районе праздные гости ярмарки обычно предавались развлечениям и безудержному разврату, каковой не исчерпывался совместным с барышнями посещением номеров, а простирался много дальше – вплоть до играемых тут же театральных представлений.
Правду сказать, на Самокатной площади ни полиция, ни тем более жандармы обычно не показывались, чтобы попусту не портить почтеннейшей публике праздничного настроения.
– Должно же где-то быть для людей и отдохновение сердца, – глубокомысленно замечал вахмистр Песцов, если вдруг в откровенных беседах возникало недоумение, отчего на Самокатах нет совсем никакой полиции и даже намека на нее, при том, что дела там иной раз творятся не только беззаконные, но и страшные – грабежи, отравления, убийства, взаимное лупцевание и прочие мерзости русской жизни, которые позже уроженец Нижнего Новгорода босяцкий писатель Максим Горький метко назовет свинцовыми.
Ну и, кроме того, порядок на Самокатах лучше любой полиции блюла здешняя публика, в первую очередь трактирщики, под недреманным оком и сильной рукой которых тут и происходило все вышеописанное веселье, не говоря уже о вещах более кардинальных, на которые, пожалуй, человеку непривычному, штатскому, и смотреть нежелательно.
Но, как уже говорилось, жандармы отправились в сторону Канавинской слободы, где во время ярмарки размещались иногородние и иностранные гости, которых тут оказывалось немало, включая даже и американцев, ежегодно закупавших здесь до миллиона аршин холста.
Оставив по левую руку затон Оки, вахмистр и унтер прошли до конца Царской улицы и вышли к Канавинской слободе, где располагалось множество гостиниц и постоялых дворов, самой разной, в том числе и весьма средней руки; некоторые не имели даже собственного имени, а на фасадах писалось лишь скромное «Гостиница и номера». Изобилие такого рода подворий объяснялось тем, что в страдные дни ярмарки город принимал в качестве гостей до трехсот тысяч человек – в то время, как собственного населения насчитывалось в нем немногим более двадцати тысяч.
В одну из таких безымянных гостиниц и зашли сейчас жандармы, и по суровому их виду вдруг сделалось совершенно ясно, что явились они сюда не из