Эвтидем. Платон
Читать онлайн книгу.
rong> О котором иностранце спрашиваешь ты, Критон? Там был не один, а два.
Крит. Тот, которого я разумею, сидел третий по правую твою руку, а между вами – маленькой сын Аксиоха[1], который на мой взгляд, очень подрос, так что, по возрасту, как будто не многим отстает от нашего Критовула, только тот сухощав, а этот полон, красив и хорош лицом.
Сокр. Иностранец, о котором ты спрашиваешь, Критон, был Эвтидем, а по левую руку возле меня сидел брат его, Дионисиодор, и также участвовал в разговоре.
Крит. Я не знаю ни того ни другого, Сократ.
Сокр. Видно, какие-то новые софисты[2].
Крит. Откуда они? и в чем состоит их мудрость?
Сокр. Родом они, думаю, оттуда же, где и были, то есть из Хиоса[3]; потом переселились в Туриос, а из Туриоса ушли в нашу сторону и проживают здесь уже много лет. Что же касается до мудрости, о которой ты спрашиваешь, то чудеса, Критон; они все знают! До сих пор я не понимал, что такое всезнайка, а теперь – вот дивные атлеты! Это уже не акарнанские братья [4]: те были могучи только телесными силами; а эти во-первых – люди сильные и по телу, в таком роде боя, в котором можно побеждать всех[5], по тому что мастера не только сами владеть оружием, но за известную плату – научить и других тому же; люди сильные ходить и по судам, где лично подвизаются и наставляют охотников говорить и писать судебные речи. Доныне они были искусны только в этом, а теперь уже вполне увенчали свое все победительное искусство: доныне по крайней мере один род борьбы оставался у них не испробованным; а теперь и это так усовершено ими, что никто не в состоянии против них и заикнуться. Вот как сильными сделались они в устных состязаниях и в опровержении всякой мысли, ложная ли она, или истинная! И так я думаю, Критон, вверить себя этим мужам; потому что они обещаются в короткое время сделать и всякого столь же сильным.
Крит. Как, Сократ! разве не пугают тебя лета? Ведь ты уже стар.
Сокр. Нисколько не пугают, Критон. Я имею достаточную и утешительную причину не бояться их. Сами Эвтидем и Дионисиодор, можно сказать, уже в старости начали учиться этой мудрости, этому вожделенному для меня искусству состязаться. За год, или за два, они не были мудрецами. Одного только боюсь: не подать бы повода издеваться над этими иностранцами, как над Конном Митровийским, цитристом, который до ныне продолжает учить меня на цитре. Дети, сотоварищи мои в его школе, смотря на нас, и меня осмеивают, и Бонна называют учителем стариков: как бы не подвергнуть и их такому же поношению. Да может быть они и сами того же боятся, и не вдруг соглашаются принять меня. Я уже подговорил, Критон, некоторых стариков ходить вместе со мною на уроки Конна: других подговорю посещать уроки Эвтидема и Дионисиодора. Да почему бы и тебе, Критон, не быть моим товарищем[6]? А для приманки, поведем детей твоих: принимая их, они, знаю, будут учить и нас.
Крит. Не мешает, если тебе угодно, Сократ. Но прежде скажи о мудрости этих людей, что бы знать, чему мы будем учиться у них.
Сокр. Подожди, услышишь. Будто я и не могу сказать, как бы не понял их? нет, я очень понял, помню и постараюсь пересказать тебе все с начала. По внушению какого-то бога, там, где ты видел меня, то есть в раздевальнице[7] сидел я один и уже хотел встать; но вот вдруг – обычное мне знамение, гений[8], и я опять сел. Вскоре после того вошли Эвтидем и Дионисиодор со множеством, как мне показалось, учеников своих. Вошедши, они начали прохаживаться в крытой галерее, и еще не сделали двух-трех поворотов, как вошел Клиниас, который действительно очень подрос, твое замечание справедливо, а за ним толпа приятелей его и, между прочими, некто Ктизипп Пеанийский, прекрасный и добрый юноша по природе, но задорный по молодости. Клиниас, заметив при самом входе, что я сижу один, подошел прямо ко мне и сел по правую мою руку, как сам ты сказал. Дионисиодор и Эвтидем, увидев его, сперва остановились и разговаривали друг с другом, время от времени поглядывая на нас, – а я внимательно наблюдал за ними; потом подошли к нам, и один из них, Эвтидем, сел подле мальчика, а другой подле меня с левой руки, прочие же – кому где случилось. Я поклонился им, так как и прежде по временам видался с ними; потом, обратившись к Клиниасу, сказал: Клиниас! представляю тебе Эвтидема и Дионисиодора, мудрецов в вещах не маловажных, а великих. Они знают все, относящееся к войне, – все, что нужно знать человеку, желающему сделаться искусным полководцем, то есть, как располагать и весть войско, как сражаться оружием; они могут также научить, как помогать самому себе в судах, в случае какой-нибудь обиды. – Когда я сказал это, Эвтидем и Дионисиодор обнаружили свое неудовольствие; потому что, посмотрев друг на друга, улыбнулись. Потом первый из них примолвил: не этим уже мы серьезно занимаемся, Сократ; такое занятие у нас только между делом. – Тут я изумился и сказал: значит, ваше дело, должно быть, прекрасно, если подобное занятие для вас только безделка. Скажите же, ради богов, в чем состоит это прекрасное упражнение? –
Сын Аксиоха, ’Αζιόχ» μειράκιоѵ, то есть Клиниас, внук Аксиоха первого. τοῦ ὴμβτέρου Κριτοβοὐλου. Критовул, сын Критона, красавец и любимец Сократа, Diog. L. 11. 13, 121. Plat. Apol. p. 38. 13. Plieed. p. 59, тщеславившийся своею красотою. Xenoph. symp. III. 7. IV. 10. V. 1. sqq. Поэтому ἐκεῖνος μὲν σκληφρὸς надобно относить к Клиниасу, а не к Критовулу. Значение слов σκληφρὸς и προφερὴς хорошо определяет Схолиаст: σκληφρός, говорит он, ὁ τῷ μὲν χρόνῳ πρεσβύτερος, τἦ δὲ ὅψει νεώτερος δοκῶν (это Клиниас) προφερὴς δέ, τῷ μὲν χρόνῳ νεώτερος, τᾖ δὲ ὄψει πρуσβὺτуρος (это Критовул).
Слова: видно, какие-то новые софисты, хииѵои τινες…. σοφΐσταί, по некоторым спискам влагаются в уста Критона, и Штальбом находит это правдоподобным, по выражению, ὡς ἔοικε: но это выражение не только не препятствует, а напротив заставляет относить их к Сократу; потому что оно значит: как видно, или вероятно. Гейндорф и Шлейермахер не близко переводят его: ut facile conjici potest, wie du leicht denken kannst.
Эти Хиосские выходцы, кажется, присоединились к тем Афинянам, которые в 2,84 ол. под предводительством Лампона и Ксенократа переселились из Туриоса. Diodor. XI. 90. XII. 7. 10. Впрочем эмиграции жителей из Туриоса происходили несколько раз, и причинами их были враждебные столкновения турийских партий.
Акарнанские братья, вероятно, были какие-нибудь странствующие геркулесы, каких много является и ныне. В древности славились и, по необыкновенной силе, высоко ценились акарнанские лошади. Hoffman. Lex. у. Acarnania.
В таком роде боя, в котором…., καὶ μάχῃ, ἦ…. Фицин правильно переводит: et eo genere pugnse, quo omnia superantur. Но под этим боем должно разуметь не диалектическую изворотливость, а ὸπλομαχίαν, фехтованье, в котором Эвтидем и Дионисиодор, по преданиям, были весьма искусны. Haasead Xenoph. de rep. Lacedaem. p. 218 seqq. Сократ, упоминая об их искусстве фехтовать, делает только аллюзию на искусство софистическое, и ὀπλομαχίαν соединяет под одним родом: παγκράτιον εἷναι.
Почему бы и тебе не быть моим товарищем, καὶ σύ τί που συμφοἰτα, – выражение, очевидно поврежденное. По догадке Аста, надобно бы читать: καὶ σὺ δήπου σουμφοιτᾷς; или лучше καὶ σὺ τί οὐ συμφοιτᾷς; посещай пожалуйста и ты. См. примеч. к Протагору р. 310 А.
Эта беседа, как видно из самого диалога, происходила в Ликее. Поэтому Сократ сидел в той комнате, в которой люди, приходившие в Ликей, снимали свои плащи.
О значении Сократова гения мы будем иметь случай говорить при разборе Федра и других Платоновых бесед; а здесь замечаем только, что Шлейермахер, Гейндорф и Кузен напрасно утверждают, будто Сократ в этом месте упоминает о своем гении иронически. Кто потрудится сравнить тон настоящей его речи с тоном Сократова обращения к гению – например в Федре; тот не найдет между ними никакого различия.