«Предсказания Нострадамуса». Надежда

      Открывающийся пейзаж напоминал ряды выставленных друг за другом роскошных сверкающих книг. И все эти многоэтажные фолианты горделиво высились вокруг него.

      Вокруг Токийского вокзала.

      На привокзальной площади, перед центральным выходом в сторону квартала Маруноути, повернувшись спиной к святая святых всей Японии – Императорскому дворцу, стоял Нада Мимори[1]. Замерев почти ровно посередине между двух высоток, «Маруноути» и «Син-Маруноути», с двух сторон зажимавших Гёко-дори[2], он ждал одного мужчину. Его облаченная в чернильно-черный костюм фигура, будто вынырнувшая из тьмы подземных глубин, казалась величественным резным изваянием.

      Шел двенадцатый час обычного буднего дня: по площади сновали офисные работники с болтающимися на груди служебными удостоверениями, время от времени в общей толпе показывались беззаботные туристы. Рычание автомобилей, беспрестанно круживших по разворотному кольцу, предназначенному для гостей отеля «Токио Стейшн», растворялось в лучах мягкого солнечного света. Даже те звуки, которые в любом другом месте показались бы чересчур громкими, здесь, на площади перед Токийским вокзалом, таяли, словно туман, рассеиваясь между деревьев и окрестных построек еще до того, как успевали достичь чьего-либо слуха. Здесь было не шумно, а, скорее, оживленно. Именно это слово описывало царившую на площади атмосферу лучше всего.

      Вскоре из отеля, расположенного под одной крышей с Токийским вокзалом, вышла пожилая пара, а вслед за ними – молодая женщина. Отель насчитывал столь долгую историю, что часть здания, сохранившуюся со времен его открытия, уже демонстрировали публике как объект культурного наследия, но обращенный к площади главный вход «Токио Стейшн», оснащенный автоматическими дверями, смотрелся на удивление скромно. Похожие на туристов пожилые супруги несли в руках по плотно набитой дорожной сумке, молодая женщина катила большой серебристый чемодан. Вслед за ними в дверях показался мужчина – заветная цель. За собой он, как и ожидалось, катил чемодан серебристого цвета. Приметив его, Мимори не спеша двинулся к отелю.

      При виде Мимори зрачки мужчины на секунду расширились. Однако еле уловимое движение моментально прервалось, загнанное вглубь тела. И все же от внимания Мимори, преградившего мужчине путь, не ускользнула даже эта крошечная перемена. Они оказались почти одного роста – около ста семидесяти пяти сантиметров. Поэтому взгляды их сразу пересеклись: они смотрели прямо в глаза друг другу.

      – Господин Калеб Хоул. Не кажется ли вам, что вы кое о чем забыли? – спросил Мимори на прекрасном английском.

      Человек, которого Мимори назвал Хоулом, изобразил недоумение.

      – Прошу меня простить, но вы, вероятно, с кем-то меня путаете? Мое имя не Хоул.

      – Неужели? Сотрудник американского бюро Интерпола Калеб Хоул, с которым я общался всего пару часов назад, был кареглазым брюнетом. И выглядел совсем не так, как вы сейчас. Нет, я определенно ни с кем вас не путаю, – без тени сомнения произнес Мимори, на первый взгляд противореча самому себе.

      В действительности мужчина был голубоглазым, а его волосы и скрывавшая половину лица борода – золотисто-русыми. Не обращая внимания на недовольно насупленные брови собеседника, Мимори продолжил:

      – Думали, сумеете всех провести, если измените внешность, цвет волос и глаз? Даже одежду с подбивкой надели, чтобы выглядеть чуть полнее, верно? И все же…

      Мимори быстро шагнул вперед и встал перед мужчиной. Он двигался словно преследующий добычу хищник из семейства кошачьих. Бесшумно и стремительно. И прежде чем жертва успела выразить удивление, его длинный белый палец нацелился на кадык собеседника.

      – Говорят, современные технологии позволяют подделать все что угодно, поменять пигментацию радужки, даже отпечатки пальцев. Но только