Площадь Трафальгар. Сергей Валерьевич Захаров
Читать онлайн книгу.
– хорошо. Забытое давно, светло-золотое: яблоня дикая у ворот, сами ворота с жестяным козырьком, крытые густо-зеленой краской, двор, выложенный бетонными плитами, заваленная набок двадцать четверка с проржавленным ярко-рыжим днищем, обитая дерматином дверь с оборванным внизу и слева уголком… Там жил друг чуть ли не двадцать лет и теперь, во сне, растроган был, светел и тих, недремлющим краем сознания чувствуя, как сбегают в постель редкие слезы.
…И дальше, узким коридором: комната в четыре окна, раздвинутый во всю длину стол, и семейство в ожидании пищи: грузный шофер-отец, с трудом носящий необъятное туловище на подгибающихся журавлиных ногах; богомольная бабушка, ждущая смерти, как избавления; работяга и подкаблучник брат, голубоглазый и тяжелорукий; сестра-инженер, чье безумие тогда еще мало было заметно…
А там войдет коротышка-мама, вечная труженица мама, с грубыми руками всю жизнь тяжело работавшей женщины, улыбнется устало и хорошо, водрузит на стол чугунок с тушеной картошкой… Даже во сне ощутил друг одуряющий, вкуснейший этот запах – как вдруг поползло все крупными клочьями, рваться стало и таять, и мать, приблизив к нему обветренно-красное лицо, с угрозистой дрожью сказала:
– А вот щенков, сынок, ты зазря утопил! Незачем было топить – щенков-то! Щенки – они чего тебе сделали?!
Тоска взяла сердце в прочнейшие тиски, и, страдая от полной своей безголосости, от невозможности ответить и возразить – он в жизни не делал ничего подобного – заворочался, застонал друг протяжно, и – сел в постели.
Нехорошо, неправильно ударил звонок, плетью хлестнул по нервам, потащил за шиворот из блаженного сна. Какое-то время друг сидел, соображая – сообразив же, руку протянул, взял трубку и слушал. Звонить, разумеется, мог только один человек, потому как не принято обычно людей поднимать в половине четвертого ночи. Ей же, так повелось, дозволялось все.
Послушав недолго, тихонько вздохнув, он сказал – голос со сна был хриплым, чужим:
– Да, да, хорошо. Вокзал, буфет, через двадцать минут. Хорошо, я буду.
Сжав в полоску тонкую губы, он одевался. Хватит. Пора, наконец, к определенному придти решению. Сегодня он так и скажет: или – или. Пусть решает – думает и решает. Всякому терпению есть предел, даже бесконечному, казалось бы – как у него.
Уже дверью хлопнув, защелкнув замок, вспомнил друг, что сигареты – дома остались, на полу у кровати, выругался тихонько, но возвращаться не стал: плохая все же примета. А разговор, как полагал он, предстоит серьезный – судьбоносный, может быть, разговор.
Вчера, засыпая, он не слыхал никакого дождя – теперь же, в свете оранжевом фонаря, блестел зеркально утопленный двор, местами лишь выпячиваясь буграми асфальта.
Он прыгал отчаянным зайцем, стараясь не замочить ног – конечно же, замочил и снова выругался, во весь теперь голос. Туфли хорошие были и дорогие, в модном магазине купленные туфли. Друг носил их на работу, а сейчас, понятное дело, просохнуть они уже не успеют и придется в старых, еле живых идти.
И подумалось с обидой о том, что и в последние несколько лет, когда он начал, наконец, что-то зарабатывать, денег по-прежнему нет и, как будто в студенчестве, приходится экономить даже на тряпье.
Всегда, сколько помнил друг, был кто-то, нуждавшийся в его деньгах больше, чем сам он, и все, так сложилось, привыкли к этому и, что хуже всего, сам друг привык и даже удивился бы – стань ситуация иной.
Всегда он был, этот кто-то – старший брат, какому позарез потребовалось выстроить двухэтажный дом в пригороде и непременно нужно было ему помогать; потом сестра – та выскочила на третьем курсе замуж за институтского преподавателя, в четыре года родила четырех дочерей, и – сошла по неизвестным причинам с ума.
Преподаватель развелся, алименты были мизерны, сестра проживала в новых, захватывающих, но малопонятных мирах и не могла заботиться даже о себе – а четыре симпатичных, крепеньких и зубастых девочки требовали хлеба и любви, и друг не понимал, отчего они должны быть лишены этого.
Девочек забрала к себе его мать, а он, друг, ездил каждую субботу за город, отвозил подарки и деньги, и досадовал каждый раз, когда надо было покидать девичье это царство: время убегало там чересчур быстро, и он, начиная с понедельника, ждал следующей субботы – ждал и не мог дождаться.
И часто он представлял, как и они, племяшки, вырастут, станут на ноги и благополучно о нем забудут. Друг знал, что думать так несправедливо, неправильно, грешно – а все же думал, и в мыслях этих странное, больное находил удовольствие.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона,