Я всегда знала, что еще увижу Голода. Назовите это интуицией, но я знала, что этот сукин сын вернется.

      Прибрежный бриз развевает на мне юбку, треплет мои темные волосы. Женщина неподалеку бросает на меня злобный взгляд.

      Я не покинула то, что осталось от моего города, – города, где обочина дороги выстлана нашими телами. Не знаю, почему остались другие жители Лагуны, у них-то нет такого оправдания, как у меня.

      Я бросаю взгляд на Элоа. Лицо у стареющей мадам решительное. Если ей и страшно, то она этого не показывает. Ей есть чего бояться, но я об этом помалкиваю.

      Я смотрю туда же, куда и она: на пустую дорогу, вьющуюся вокруг одного из холмов, на которых раскинулась Лагуна[2].

      Стоит зловещая тишина.

      Бо2льшая часть приморского городка, где я прожила последние пять лет, заброшена. Наши соседи собрали все ценное, что у них было, заперли дома и разъехались. Даже почти все обитательницы борделя сумели тихо ускользнуть. Не знаю, вернутся ли они когда-нибудь.

      Не знаю, вернется ли хоть что-нибудь из прежней жизни.

      Мне самой не до конца понятно, какие чувства это у меня вызывает.

      Какая-то немолодая женщина, проходя мимо, толкает меня плечом.

      – Шлюха, – бурчит себе под нос.

      Я оборачиваюсь и встречаю ее ледяной взгляд.

      – Прошлой ночью твой сын иначе меня называл, – говорю я, подмигивая.

      Женщина только ахает. Вид у нее явно возмущенный, однако она поспешно проходит мимо.

      – Хватит нарываться, – одергивает меня Элоа.

      – Что? – спрашиваю я с невинным видом. – Я защищаю свою честь.

      Она смеется, но взгляд ее уже снова устремлен на дорогу, и обветренная кожа вокруг глаз собирается в напряженные морщинки.

      Люди рядом с нами держат в руках кувшины с вином, мешочки с кофейными зернами, ведра со свежевыловленной рыбой, корзины с лепестками цветов, чтобы усыпать ими землю, кошельки с драгоценностями, стопки тончайших тканей, и чего еще только там нет. Дань, достойная властелина.

      Вот уж не знаю, сдалось ли все это всаднику и на кой черт.

      Что я знаю точно, так это то, что остаться здесь было крайне неудачной идеей – даже для меня, непревзойденной мастерицы по части неудачных идей.

      Правда, у меня-то есть оправдание. У Элоа и остальных его нет.

      Минуты складываются в часы, а мы стоим все так же молча и хмуро.

      Может, он все-таки не приедет? Лагуна – это же крошечный городишко, едва ли достойный его внимания.

      Впрочем, Анитаполис тоже едва ли стоил его внимания, однако это не помешало ему стереть город с лица земли.

      По рядам, прерывая мысли, пробегает ропот. Мой пульс учащается.

      Он здесь.

      Даже если бы толпа не выдала никакой реакции, я бы все равно почувствовала перемену в самом воздухе.

      При мысли о Голоде я испытываю целый коктейль эмоций.

      Любопытство, застарелая боль и прежде всего – нетерпеливое ожидание.

      И тут я вижу его – Жнеца.

      Он восседает на угольно-черном коне, его бронзовые доспехи сияют так ярко, что из-за этого блеска почти не разглядеть огромную острую косу на спине. Жнец останавливается посреди разбитого шоссе, соединяющего оба конца моего города.

      Даже издалека у меня перехватывает дыхание и щиплет глаза. Я не могу сказать, что я чувствую, знаю только, что моя профессионально сделанная маска сползает с лица при виде Голода.

      Он еще более потусторонний, чем я запомнила. Все это время я раз за разом возвращалась к воспоминаниям о нем, и все же вид его во плоти поражает.

      Элоа рядом потрясенно охает.

      Жнец, прозванный так из-за косы, и его конь неподвижны как статуи. Он слишком далеко, я не могу отсюда разглядеть его пронзительные зеленые глаза или вьющиеся волосы. Но знаю, что он-то видит нас всех. Не думаю, что мы его сильно впечатлили.

      Через несколько долгих минут Голод ударяет коня в бока, и тот пускается рысью через мост. Люди бросают цветы на дорогу, усыпая ее яркими лепестками.

      Медленно-медленно он движется ко мне – все ближе и ближе.

      Сердце гулко стучит.

      И вот он проезжает мимо – великолепный, как бог. Волосы цвета расплавленной карамели, загорелая кожа всего лишь на тон или два светлее. Острый точеный подбородок, высокий лоб, резко выдающиеся скулы, надменный изгиб губ. Но сильнее всего поражают