– Не подойду и на выстрел! —

      На своего бургомистра.

      В городе Гаммельне дешево шить:

      Только один покрой в нем.

      В городе Гаммельне дешево жить

      И помирать спокойно.

      Гривенник – туша, пятак – кувшин

      Сливок, полушка – творог.

      В городе Гаммельне, знай, один

      Только товар и дорог:

      Грех.

      (Спросим дедов:

      До рог: редок.)

      Ни распоясавшихся невест,

      Ни должников, – и кроме

      Пива – ни жажды в сердцах. На вес

      Золота или крови —

      Грех. Полстолетия (пятьдесят

      Лет) на одной постели

      Благополучно проспавши, спят

      Дальше. «Вдвоем потели,

      Вместе истлели». Тюфяк, трава —

      Разница какова?

      (Бог упаси меня даже пять

      Лет на одной перине

      Спать! Лучше моську наймусь купать!)

      Души Господь их принял.

      И озаренье: А вдруг у них

      Не было таковых?

      Руки – чтоб гривну взымать с гроша.

      Ноги – должок не додан.

      Но, вразумите, к чему – душа?

      Не глубоко ль негодный,

      – Как жардиньерка – гамак – кларнет —

      В нашем быту – предмет?

      В городе Гаммельне – отпиши —

      Ни одного кларнета.

      В городе Гаммельне – ни души,

      Но уж тела за это!

      Плотные, прочные. Столб, коль дюж,

      Дюжины стоит душ.

      А приосанятся – георгин,

      Ниц! преклонись, Георгий!

      Города Гаммельна гражданин, —

      Это выходит гордо.

      Не забывай, школяры: «Узреть

      Гаммельн – и умереть!»

      Juri, и Rührei, и Rühr uns nicht

      An (в словаре: не тронь нас!) —[1]

      Смесь. А глаза почему у них

      В землю? Во-первых – скромность

      И… бережливость: воззрился – ан

      Пуговица к штанам!

      Здесь остановка, читатель. – Лжешь,

      Автор! Очки втираешь!

      В сём Эльдорадо когда ж и кто ж

      Пуговицы теряет?

      – Нищие. Те, что от грязи сгнив,

      В спальни заносят тиф, —

      Пришлые. Скоропечатня бед,

      Счастья бесплатный номер.

      В Гаммельне собственных нищих нет.

      Был, было, раз – да помер.

      Тощее ж тело вдали от тел

      Сытых зарыть велел

      Пастор, – и правильно: не простак

      Пастор, – не всем «осанна»!

      Сытые тощему не простят

      Ни лоскута, ни штанной

      Пуговицы, чтобы знал-де всяк

      Пуговка – не пустяк!

      (Маленькая диверсия в сторону пуговицы:)

      Пуговицею весь склад и быт

      Держатся. Трезв – застегнут.

      Пуговица! Праадамов стыд!

      Мод и свобод исподних —

      Смерть. Обывателю ты – что чуб

      Бульбе, и Будде – пуп.

      С пуговицею – всё право в прах,

      В грязь. Не теряй, беспутный,

      Пуговицы! Праадамов крах

      Только тобой искуплен,

      Фиговая! Ибо что же лист

      Фиговый («Mensch, wo bist?»)[2] —

      Как не прообраз ее? («Bin nackt[3],

      Наг, – потому робею».) —

      Как не зачаток, не первый шаг…

      Пуговица – в идее!

      Пуговицы же (внемли, живот

      Голый!) – идея вот:

      Для отличения Шатуна

      Чад – от овец Господних:

      Божье застегнуто чадо на́

      Все́, – а козел расстегнут —

      Весь! Коли с ангелами в родстве,

      Муж, – застегнись на все!

      Не привиденьями ли в ночи

      – Целый Бедлам вакантный! —

      Нищие, гении, рифмачи,

      Шуманы, музыканты,

      Каторжники…

      Коли взять на вес:

      Без