1991 год

      Ночь с 9 на 10 июля 1991 года

      Юрий Александрович Громов ещё не знал, что видел последний сон в этой жизни. Он проснулся среди ночи, в тот самый момент, когда кукушка настенных часов, висевших в коридоре, только-только «откуковала» положенные ей три раза. Сердце сжимала неизвестная доселе боль. Держась рукой за правую сторону груди, мужчина тихо вышел на кухню. Прикрыв за собой дверь, Юрий Александрович настежь отворил одну из больших оконных створок. В лицо пахнуло прохладой и сердце Громова, как будто, немного отпустило.

      Там, за кухонным окном, в темноте улицы стрекотали сверчки, а со стороны железнодорожного вокзала, доносился шум уходящего вдаль поезда. Ночная тишина и лёгкий ветерок, воздействовали на Громова, лучше любого успокоительного.

      Не включая свет, Юрий Александрович нащупал на подоконнике пачку сигарет и спички.

      Присел на табурет. Закурил.

      Сейчас, ему очень хотелось, хоть с кем-то поделиться своими впечатлениями, оставшимися от только что приснившегося, чрезвычайно реального, а потому и такого пугающего, кошмара.

      Привиделось Громову, будто стоит он в длиннющей очереди за разливным пивом…

      Люди постарше, наверняка припомнят лихие времена, конца восьмидесятых – начала девяностых. То был период сухого, горбачёвского закона, когда водка отпускалась, исключительно, по талонам (точнее, в магазинах, её вовсе не было), а очередь за пивом приходилось занимать с предыдущего вечера. Чуть позже, на смену ему, придёт эра финансовых пирамид, рэкета, Лёни Голубкова, спирта «Роял», Кашпировского и сумасшедшего роста цен. Но всё это, ещё впереди. А пока, Юрию Александровичу – ни с того, ни с сего – вдруг увидел себя, стоящего в очереди с бестолковой толкотнёй, матерными и недовольными ругательствами.

      Вереница хмурых, обрюзгших мужиков с опухшими, тёмно-красными лицами, двигалась очень медленно. И всё же – сантиметр за сантиметром – Громов приближается-таки к заветному окошку. Предчувствуя свершение своих долгих ожиданий, Юрий Александрович уже начинает суетиться: пересчитывает зажатые в потной ладони деньги; принимается заранее доставать и открывать, припасённую для этого случая, десятилитровую фляжку. Как вдруг слышит очень знакомый – будто из своего прошлого – окрик: «Юрка, помоги!». Оглядывается наш герой на тот голос и видит Виктора – своего друга и земляка, с которым восемнадцать лет назад служил на погранзаставе и который погиб в злополучном ночном дозоре.

      Витька, как и прежде: молодой и одетый в ту же самую армейскую форму, тех лет – отчаянно отбивался от пьяных отморозков. Тех самых хулиганов-алкашей, которых Юрий Александрович не однократно видел здесь, близ этой самой стационарной «точки» розлива пива. Они «крутились» тут постоянно: вымогали деньги у мирных граждан и жестоко били всех тех, кто им в этом отказывал. Увы, но таковы были (в сугубо рабочем посёлке – некогда преуспевавшего, а ныне бедствующего крупного металлургического предприятия) порядки, таковой была суровая правда жизни. Воспитанная улицей и предоставленная сама себе, безработная молодёжь постепенно спивалась, наглела и, вот таким, примитивным способом, пыталась выжить и утвердиться в посёлке.

      Пьяная свара уже успели, в кровь, разбить другу нос и порвать армейский китель. Юрий, бросившийся было на помощь туда – в самую гущу событий – тут же осёкся. Заметив, что подошла его очередь – он не сдвинулся с места. Право, не мог же он – вот так запросто – бросить то заветное, ради чего отстоял здесь битых шесть часов. Выкрикнув: «Витёк, обожди немного – я сейчас!» – Громов скоренько сунул свою тару, в чёрное окно непреступной пивной «амбразуры».

      Уже через минуту холодная фляжка, с поднимавшейся над самым горлышком пеной, вернулась в руки Юрия Александровича. Захлопнув крышку и перепрыгнув через бордюр, он незамедлительно ринулся к товарищу. Да только тот, к которому так спешил Юрий Александрович, уже недвижимый лежал в серо-красном месиве крови и пыли – лицом вниз, раскинув руки в стороны.

      Громов растерянно присел на землю, опустившись над бесчувственным телом друга.

      «Ты что, Витюха?» – он повернул на себя товарища. Однако, вместо знакомого с юности лица – Громов в ужасе, вдруг увидел его истлевший череп, сквозь чёрные зубы которого послышался укор, дескать: Юрка, как ты живёшь? В ту же секунду, тело Виктора, превратившись в лёгкий пепел, ссыпалось сквозь пальцы Юрия Александровича на землю.

      «Бессмысленное, а потому, дурное видение!.. Вот интересно: к чему оно?.. К чему может присниться, подобная хрень?..»