Кисуля

      В двадцатых числах я становлюсь злая и похотливая, как животное.

      Злобу излить легко. Она не избирательна: в это время раздражают даже те, кого обычно терплю. Крохобор, тупица, мямля, жлоб, бездарность, интриганка – и далее по списку.

      С похотью сложно. Надо искать объект, а с объектами этого рода много проблем: улыбаться, тратить время на перебор, да еще, как назло, чего хочешь, никогда не находится. Вот и получается: бары, скучные переписки, лица сливаются воедино. Какой-нибудь бородач с жизнерадостным гоготом. Какая-нибудь мелочь типа налета на резцах – заметишь случайно в жестком свете и прощаешься, оставляя неправильный номер. И опять перебор лиц, сплошное «крутите барабан». Вопрос удачи.

      Про барабан пришло на ум неспроста: вечерами я маюсь и включаю фоном выпуски «Поля чудес» вперемежку со старыми фильмами. Бесконечно трусит мокрыми улицами переводчик Бузыкин, улыбается своей жуткой улыбкой из-под усов Мимино. Артист Яковлев, который переиграл князя Мышкина и Ипполита под тепленькой, покорно присаживается в «Ку». Я засыпаю прямо на диване в гостиной, и кондиционер, работающий на отопление, превращает мою кожу в пустыню. Наутро болит спина, и снится мне нескончаемая вязкая муть.

      «Так дело не пойдет», – приходит в голову, когда я в очередной раз скатываюсь на пол. Со мной сползают подушки-буханки – диван кожаный, скользкий, новогрузинский стиль. Я поправляю их, и засыпаю вновь, и падаю в дурную похотливую бесконечность.

      Кончилось дело, конечно, тем, что сутки перевернулись, словно песочные часики. В детстве у меня были такие, только вместо песка падали через узкое горлышко набрякшие синие капли какого-то геля. Время – это вязкие синие капли, ничего больше. Я засыпаю все позже, закрываясь подушками от рассвета, и встаю, когда солнце уже покидает свой пост, садясь за разрушенный театр.

      Я приехала сюда по делам.

      Главный режиссер сказал: а давай-ка дуй в Тифлис. Собирать фактуру, «цветные стеклышки» – он так это называет. Кажется, восточное опять входит в моду, ну или мода приходит на восток. Какие-то передовые техноклубы наоткрывали, молекулярная кухня, электрокары. Мне это все неинтересно. Я изнываю от скуки, от расхлябанности, от их оскорбленной гордости. От мира они отстают лет на пятьсот: стремятся друг с другом кучковаться, липнуть, как огромная, залитая аджикой молекула.

      Мне сняли квартиру в самом центре, и понеслась рабочая жизнь со звонками и бесконечными скучными текстами. На одиночество я не жалуюсь – это хорошо, я дышать не могу, когда рядом другой. Но в двадцатых числах…

      Поделилась переживаниями с главным, он только рассмеялся: «Воздержание хорошо, когда придумываешь сюжет. Распыляться не нужно, успеешь еще». Распыляйся не распыляйся, а ни черта не идет в голову. Жир, жир, жир – тут сплошной фальшивый жир для туриста. Настоящего мяса нет. Снимать и описывать нечего, но признаться в этом пока нельзя. Вот утолю жажду и разберусь с этой странной командировкой.

      Никого. Ничего.

      Это и про сценарий, и про похоть.

      Заходил знакомый оператор со своей девушкой. Пришлось хотя бы чуть-чуть убраться в квартире: распихать манатки в шкаф и комод, отмыть стол от чайных следов. Одна кружка приклеилась, что-то липкое было на дне. А внутри оса утонула.

      Оператор огромный, задевает головой потолок. Лицом похож на статую с острова Пасхи. Одолжил у меня пленочную камеру, хочет в горах снимать пастухов и баранов. Вышла с ними из дома, пошли пешком в центр: там есть дворик, где торгуют посудой и древними люстрами; всё в бликах, легонько позвякивает хрусталь. Одна торговка втюхала мне крохотный заварочный чайник, синяя глазурь и золотые узоры. Как будто волшебный, загадать желание. Домой вернулась полная сил и даже кое-что записала.

      Правильно, вот в чем секрет – не спать и перевернуть сутки обратно. Способов выгнать муть из головы не так много: кофе, прогулки по набережной, еще больше кофе. Правда, гулять по местным дорогам не очень приятно – не услышишь чего-нибудь, и старая «Лада» въедет тебе прямо в зад. Или скутер, который везет еду, – будешь валяться посреди проспекта вся в хинкальном бульоне и в ошметках склизкого теста.

      Погода стоит хорошая, октябрь на Кавказе ласковый, золотой.