Я назвала её мамой. Людмила Шторк-Шива
Читать онлайн книгу.
г, и фонарь у крыльца бросал золотистые блики на сугробы. Она любила эти тихие вечера, когда папа возвращался с работы, снимал пальто, пахнущее морозом и машинным маслом, и, улыбаясь, спрашивал: – – Ну, моя принцесса, что сегодня в садике было?
Диана отвечала коротко, но внутри всё пело: он здесь, он её, и никто не мешает. Довольно часто из садика её забирала бабушка, но были дни, когда папа сам заходил за своей любимицей.
Сегодня в доме пахло картошкой с укропом и горячим чаем. Папа, как всегда, гремел посудой на кухне, напевая что-то из церковных псалмов. Диана сползла с подоконника и, шлёпая босыми ногами по холодному полу, подбежала к нему.
– Пап, а ты сегодня будешь читать про медвежонка? – спросила она, теребя его рукав. Владимир обернулся, его лицо, усталое, но мягкое, осветилось теплом.
– Конечно, Ди. Какой же вечер без медвежонка?
Но в груди у Дианы всё равно ворочался маленький колючий комок. Вчера она слышала, как бабушка, поправляя очки, шептала папе за дверью:
– Володя, тебе надо жить дальше. Диане нужна мать, а тебе – жена.
Диана тогда зажала уши и убежала в свою комнату, но слова всё равно догнали её, как тени. Мать? Какая ещё мать? Её мама была одна, с тёплыми руками и голосом, который до сих пор звенел в снах. А папа… Папа принадлежал ей, Диане, и никому больше.
Когда он закончил мыть посуду и пошел проводить дочку спать, она забралась к нему на колени и крепко обняла.
– Пап, мы ведь всегда будем только вдвоём, правда?
Владимир замер. Он посмотрел на дочь – её большие серые глаза, такие же, как у Лены, блестели тревогой.
– Ди, – сказал он тихо, погладив её по голове, – я всегда буду с тобой. Всегда.
Но в его голосе было что-то, чего она не поняла, – будто он смотрел куда-то далеко, туда, где её детский мир не мог его удержать.
Позже, когда Диана, в пижаме, лежала под одеялом, а папа читал ей про медвежонка, который искал мёд, она вдруг сказала:
– Пап, я не хочу, чтобы к нам кто-то приходил. Никогда.
Владимир закрыл книгу, помолчал. За окном ветер гнал снег, и в тишине дома его молчание было тяжёлым, как старый сундук на чердаке.
– Спи, моя девочка, – наконец сказал он, целуя её в лоб. – Всё будет хорошо.
Но Диана, засыпая, думала:
– Я не отдам тебя. Никому! Никакая чужая тётя нам не нужна.
Диана любила ходить в церковь с отцом. Ей нравилось как он ходил перед служением по залу и что-то делал, потом зал заполнялся людьми и все начинали петь. Этот момент всегда был самым любимым.
Вечер был холодный, и Диана куталась в шерстяной шарф, который папа дважды обернул вокруг её шеи, прежде чем они вышли из дома. Церковь стояла в конце улицы, её деревянные стены казались тёплыми даже в мороз, а свет из окон лился на снег, как жидкий мёд. Диана крепко держала папину руку, её маленькие пальцы тонули в его большой ладони, и она почти подпрыгивала от радости, предвкушая музыку.
Внутри пахло чем-то неуловимым. Здесь смешивался запах дерева, различных духов, которыми пользовались женщины, и почему-то Диане казалось, что старые книги на большой полке, стоявшей у входа, тоже источали свой легкий, едва уловимый запах. Сегодня люди уже собирались, шуршали одеждой, тихо переговаривались. Диана пробралась к передним скамьям, где любила сидеть, чтобы всё видеть. Папа, в своём тёмном пиджаке, прошёл к кафедре – он всегда помогал раздавать песенники или поправлял микрофон. Диана следила за ним взглядом, пока не началась первая песня.
Когда зазвучали знакомые аккорды, она вскочила на ноги, не обращая внимания на то, что шарф сполз на плечо.
«Боже, Ты Бог мой, тебя от ранней зари ищу я…» – запела она, и её звонкий голос вплетался в хор взрослых, как тонкая нитка в тёплый плед.
Она не знала, что во многих общинах эту песню на слова из библейских Псалмов исполняет только хор, считая её сложной для общего пения. Но их община пела её давно и песня звучала слажено и красиво.
Диана знала каждое слово, каждую паузу, и пела так, будто весь мир должен был её услышать. Её глаза блестели, щёки горели, а сердце колотилось в такт мелодии. Она не просто пела – она жила этой песней, растворялась в ней, и в эти минуты боль, что пряталась где-то глубоко, будто отступала.
Но когда дядя Саша, тот, что играл на гитаре, объявил новую песню, Диана нахмурилась и села, скрестив руки. Песенник лежал перед ней, но буквы в нём были просто чёрными закорючками, которые она не могла разобрать. Все вокруг запели что-то незнакомое, и девочка почувствовала себя чужой. Она поджала губы и уставилась на свои ботинки, покачивая ногами.
– Зачем новые песни? – думала она. – Старые лучше. Я их знаю.
Папа заметил её хмурое лицо и, когда песня закончилась, подсел к ней, слегка касаясь её плеча.
– Ди, что случилось? Не хочешь петь?
Она мотнула головой, не поднимая глаз.
– Я не знаю эту песню. И не хочу знать.
Владимир улыбнулся уголком губ, но в его взгляде мелькнула