На бегу выпив чашку кофе и съев один бутерброд, Максим уже через полчаса после звонка мчался за рулём своего автомобиля в Контору. Утреннее солнце купало Ленинград в лучах яркого летнего света, предвещая хорошую погоду. Красочные плакаты на информационных стендах вдоль дороги красноречиво сообщали об очередных успехах грандиозной советской программы по покорению космоса. «Циолковский – лучшее место для космического туризма!», «Всё для космоса!», «Яблони Марса – гордость страны!» Максим вспомнил, что как раз сегодня должна быть прямая трансляция с Марса, показывающая последние успехи в создании там первого инопланетного сада. Почва Марса в естественном состоянии непригодна для выращивания земных растений, поэтому её пришлось долго очищать от перхлоратов, и вот теперь можно было наблюдать результат. Максим иногда сожалел о том, что его приписали к Европе, а не к Марсу. Всё-таки Марс и ближе, и работа там интереснее, а на Европе кроме льда и огромной буровой машины больше и нет ничего. Максим улыбнулся, вспомнив плакат «Космос – для людей!», на котором был изображён застрявший в расселине американский марсоход. Рядом с марсоходом стояли два советских исследователя в скафандрах и с фотоаппаратами, фотографируя эту «достопримечательность», а на заднем фоне виднелась марсианская база «Красная Звезда».

      Максим добрался до Конторы как всегда быстро. Как только он вошёл в здание, тотчас дежурный на входе сообщил ему:

      – Товарищ Касимов, вас ждёт у себя Василий Фёдорович.

      – Спасибо, я понял.

      Максим поднялся по лестнице и вошёл в кабинет своего начальника. Несмотря на яркие солнечные лучи, пробивающиеся через окно в его кабинет, Василий Фёдорович выглядел мрачнее тучи. В воздухе витал стойкий запах табачного дыма, и Максим понял, что дело было очень серьёзно, раз уж начальник курил прямо в кабинете.

      – Василий Фёдорович, вызывали? – спросил Максим.

      – Да, Максим, – Василий Фёдорович вздохнул. – Заходи, и открой окно по пути, я тут слишком накурил. Узнают, опять будут отчитывать.

      Максим кивнул и прошёл к окну. По пути он заметил, что на столе у начальника лежит фотография всех шести космонавтов – исследователей Европы, или, как их в полушутку называли после статьи в «Советском Космосе», европолярников. Открыв окно, Максим с наслаждением вдохнул свежий прохладный воздух раннего лета, такой приятный на фоне густого табачного дыма, и сел за стол напротив начальника. Василий Фёдорович молча с отстранённым видом вертел в руках шариковую ручку, временами поглядывая в монитор ПЭВМ.

      – Так что же произошло? – решил нарушить молчание Максим. Василий Фёдорович бросил ручку на стол и ответил:

      – Беда. Все мертвы.

      – Что? – Максим даже встал со своего места.

      – Сядь, Максим. Умерли все. До единого.

      – Когда? – Максим сел.

      – Несколько дней назад. Точное время неизвестно. Обнаружили, только когда спутник прошёл над станцией.

      – Что случилось? – в голове у Максима вертелись самые разные догадки, начиная от метеоритного дождя и заканчивая нападением инопланетян.

      – Неизвестно. Погляди-ка сам, – Василий Фёдорович подозвал Максима поближе и протянул ему в руки несколько снимков. Максим вгляделся в изображения. Снимки были не лучшего качества, но главное разглядеть было можно. Европолярники лежали на мутном льду Европы, посреди ледяной пустыни. Это было страшное зрелище. Никаких повреждений скафандров не было видно. Но последний снимок поразил Максима больше всего. Последний, шестой европолярник, лежал прямо перед входом на станцию. Безо всякого скафандра. При этом на станции ярко горел свет, то есть следов технической аварии не было.

      – Радиация? – предположил Максим, уже понимая, насколько несостоятельно выглядит его предположение.

      – Для Европы были разработаны специальные