Я стоял в метро

      спиной к стене

      и ждал тебя,

      Подошел ко мне афганец,

      Спросил: – афганец?

      Я сказал: – нет.

      И это было правдой.

      Я все стоял,

      все ждал тебя.

      Но тут подошел испанец.

      Спросил: – испанец?

      Я сказал: – нет.

      Подошел еще англичанин.

      «Англичанин?» – спросил он.

      Я сказал: – нет.

      Подошел ко мне китаец.

      Китаец? Нет.

      Подошел эскимос.

      Эскимос? Нет.

      Подошел негр.

      Негр? Нет.

      Подошел один альбинос.

      Ты альбинос? – спросил он.

      Я снова сказал: – нет.

      Подошел азербайджанец.

      Тоже спросил: – азербайджанец.

      Я опять сказал: нет

      (Видимо по инерции).

      Подошел милиционер.

      Милиционер? Нет.

      Подошел герой труда.

      Герой труда? Нет.

      Подошел президент.

      Президент?

      И даже ему я сказал: – нет.

      И тут подошла ты.

      Ты? Спросила ты.

      Тебе я никак не мог отказать.

      Я сказал: – да.

      К тому же это был я.

      Еще и еще раз

      мышцы мои

      словно сталь натянутые

      тянутся к вершине.

      Гладкую – на столько, что так долго

      ускользало,

      и сладкую,

      морем пахнущую

      целую

      землю победы —

      обретенной родины своей.

      Костер загорается во мне.

      *

      Да такой, что я

      как последний динозавр,

      понявший наконец свое предназначение,

      забываясь и теряясь во времени,

      хватаюсь за жизнь.

      Задыхаясь и остервенело

      телом выдавливаю воздух,

      выдавливаю расстояние,

      выдавливаю все, что между нами.

      По разлуке наношу

      удар за ударом.

      Тяжелые капли страсти,

      падая, разбиваются о росинки.

      Солнце зарождается во мне.

      *

      И такое, что

      пульсирующая под пальцами кровь,

      привкус триумфа, канонад и тишины,

      спотыкающиеся о соленое губы,

      крики

      глушат,

      глушат меня,

      глушат сплошным потоком.

      *

      Глушат так,

      что зло и ненависть, радости и ожидания

      материализуясь

      плавятся и сжигают мое нутро.

      Из меня ножи вырываются стонами,

      цветы раскрываются в моей душе

      благоухая,

      листья распускаются крича.

      (Все больше солнце, что во мне.

      Оно почти такое же, что над головой.)

      За окном твоим легкомысленно

      прыгают дома,

      впав в безумие

      «скачут бары, игорные заведения

      и храмы».

      Поднимается и опускается комната твоя.

      И солнце, что у меня

      над головой.

      То медленно, то молниеносно,

      но каждый раз безвозвратно

      и без надежды на возвращение

      исчезаю в глубине

      твоих глаз.

      Тело мое – словно море,

      словно пустыня

      и словно непроходимый и девственный лес —

      одновременно.

      Взрывается солнце во мне.

      Куда идешь, брат?

      Отсюда иду.

      Зачем, брат?

      Отсюда иду.

      Далеко ли идешь, близко ли?

      Отсюда иду.

      Один ли, или с кем-нибудь?

      Отсюда иду.

      Идешь, чтобы вернуться,

      или останешься?

      Отсюда иду.

      Жить ли идешь, брат,

      умереть ли?

      Отсюда иду.