В начале лета, закончив институт и, наконец, получив долгожданный диплом, я решил устроить каникулы перед началом взрослой самостоятельной жизни. Закинув пару футболок в рюкзак и новенький диплом в карман своих брюк, я ворвался в старенький домишко своей бабушки, расположенный в небольшом городке и, свесив худые коленки с хрупких старушечьих плеч, с радостью принялся уплетать пышные пироги с мясом, бессмысленно болтаться по лесным тропинкам, вытаскивая дикий репей из своих длинных не расчёсанных волос. Лето обещало быть плодотворным: я наберусь сил, рыхлого жирка на исхудавших щеках, решу, хочу ли быть дизайнером, чтобы помогать людям находить разницу между такими цветами как кофе с молоком и кофе со сливками.

      Однажды утром бабушка ворвалась ко мне в комнату с широко раскрытым ртом и трясущимися руками.

      – Муку разобрали! – кричала она, срывая платок с головы.

      – Ничего страшного, бабуля, – ответил я, продирая заспанные глаза в столь ранний час. – У тебя в сенях почти полмешка еще осталось.

      – Мне нужна ржаная! – она не унималась. – Хлебушек такой хотела испечь. Тощаешь на глазах!

      Казалось, что она сейчас заплачет.

      – Бабуля, сейчас встану и пойду в другой магазин.

      – Давай быстрее, а то и там разберут, – рявкнула она в ответ. – И причешись хоть сегодня, ирод!

      Ни в другом, ни в третьем магазине муки не было. Никакой. Также пропали сосиски, печенье и макароны. Лишь полки, заполненные гречкой, ломились от нетронутой ни кем крупы.

      За пустой пакет от бабушки пришлось пару раз получить по бокам скалкой белой от муки, но к обеду старуха подобрела и завалила кухонный стол ватрушками, блинами и румяными пирогами.

      И вот с этого самого момента, друзья, стали в городке происходить странные вещи. Продукты не успевали залеживаться на полках, макароны и рис перестали завозить вообще, крупы сметали за считанные минуты, хлеб стал легендой; можно было купить только чай в пакетах, мыло. И гречку. Люди стали есть в разы больше и дольше, население изрядно набирало в весе. На улицах все передвигались с палками колбасы, вареной рыбой и жаренными оладьями. Ели везде: в транспорте, в парках, на обочинах дороги, на заправках.

      – Я хочу есть! – как-то среди ночи бабуля разбудила меня, открыла холодильник, и принялась запихивать в рот вареный картофель.

      – Разогрела бы!

      – Отстань, сопляк!

      Как-то раз, возвращаясь их магазина с пакетом еле отвоеванного риса и хозяйственным мылом у местных толстяков, я застал странную картину. На центральной площади творился хаос. Сразу вспомнились события, которые мы с вами друзья можем увидеть в некоторых фильмах: происходит какая-то катастрофа, и главные герои начинают в панике бегать из стороны в сторону. Смотришь эту картину и задаешься вопросом: почему они бегают взад и вперед, описывают круги, почему не разбегутся по углам, не спрячутся, и что было в голове режиссера, ведь в реалиях все будет выглядеть совсем иначе? А не поверите, происходило именно так: кто-то убегал, но вскоре возвращался, кто-то топтался на месте и кричал, широко раскрыв рот и обхватив себя руками. Пухлая девушка с ребенком сначала метнулась в одну сторону, потом в другую, в итоге малышка упала на асфальт и расплакалась, а горе-мамаша плюхнулась рядом и принялась укутывать девочку своим плащом. Лишь один мужчина, кажется, разобрался в ситуации, побежал в сторону дома, но не рассчитав траекторию, ударился головой о дверной косяк и с визгом повалился в куст шиповника.

      Что же происходит?

      Я перебежками подкрался к центру площади и, обомлев, уставился на тучного мужичка, сидящего на мостовой. Неопрятный, с круглым животом, торчащим из-под грязной майки, сумасшедший жадно впивался зубами в свою правую руку. Он отрывал от нее куски мяса и жевал их, разбрызгивая кровь на пробегающих мимо людей.

      – Бабушка! – я ворвался в дом, оставляя за собой дорожку из риса, которая высыпалась из дырки в пакете. Хозяйственное мыло осталось плавиться