ISBN 978-5-4483-0812-3

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Явление героя

      (вместо предисловия)

      Будьте благоразумны, братья мои! Будьте осторожны в помышлениях своих, осмотрительны в гневе своем, ибо повсюду вас подслушивает Смерть. И начальник ее, Диавол, и все князья Ада слушают голос разума вашего и шум души вашей, внимают скрежету ярости вашей и жалобам вашего сердца. Пасите мысли свои, как овец – да не выйдет из стада ни одна, да не станет добычею зубов хищнических! Блюдите помыслы свои и чаяния свои, аки невесты блюдут девство свое, а иначе отсохнет ветвь ваша и отпадет от древа жизни, и в огонь вечный брошена будет. А иначе сдохнете вы, братья мои, как собаки, как алкаши под забором, как тараканы от дуста, так что не дайте себя услышать, молчите, скрывайтесь и таите! Слышите, сволочи? Таите, суки!

      – Суууукиииии! – протяжно кричит герой.

      – Кретин! – коротко откликается эхо.

      У эха противный голос и крашеные волосы.

      Женщина, похожая на болонку, смотрит на меня с ненавистью. Наши балконы разделяют метров семь, мой на два этажа выше. Я мог бы бросить в нее бутылкой, и когда-нибудь я это сделаю. Может быть, в бутылке будет бензин, а на горлышке – горящая тряпочка. Молотов-коктейль популярен в этом году как никогда.

      Она крутит пальцем у крашеного виска, ломает в пепельнице недокуренную сигарету, оборачивается, раздраженно говорит что-то в открытую балконную дверь. На балкон выходит мужчина с болонкой на руках, близоруко щурится в мою сторону. С виду – типичный подкаблучник. Тряпка. Родственная душа. Только я-то теперь свободный человек. Я вяло машу им рукой. Нет, не им – собачке. Она весело лает в мою сторону, и я шлю ей воздушные поцелуи. Потом встаю, раздвигаю полы своей медвежьей шубы и начинаю сладко изливаться по направлению к вражескому гнезду.

      – Под ним струя светлей лазури, под ним луч солнца золотой! – декламирую я, наблюдая, как тугая дуга мочи тянется к ненавистному балкону.

      Будь я какой-нибудь художник, эту хулиганскую выходку можно было бы смело объявить перформансом.

      – Быдло! – взвизгивает крашеная, отшатываясь.

      Что-то я разошелся, ей-Богу. Могут ведь и вызвать. Еще бы! Покупали квартиру в таком доме, думали, не будет никакой алкашни, ан нет, вот она, классическая алкашня – сидит, как какой-нибудь древний варвар, в медвежьей шкуре, орет и ссыт на головы соседям.

      – Шизофреник! – кричит поганая баба.

      О, да! Это в точку. Я всегда боялся шизофрении. Мне казалось, я склонен к раздвоению. Тем более, что сама жизнь то и дело разрывала меня на части. Нет, конечно, жизнь тут ни при чем. Виноват только я. Когда врешь каждый день, причем врешь и самому себе – рискуешь окончательно потеряться. Вот так встанешь однажды утром, подойдешь к зеркалу и отпрянешь в недоумении: «Кто этот человек? Что он здесь делает?». Этого-то я и боялся. Впрочем, само по себе раздвоение личности – это не всегда плохо. Вот, например, был один хороший человек, а стало два. Бояться надо не раздвоения как такового, а того, какой будет ваша вторая половинка. Лично я страшусь увидеть в зеркале не человеческое лицо, а клыкастую звериную морду – и убедиться, что это моя собственная морда. Это как с Глебом Успенским, был такой писатель. У него случилось такое жуткое раздвоение, что конец его жизни превратился в сплошной кошмар. Личность Глеба Ивановича разделилась на две – на Глеба и на Иваныча. Причем если Глеб еще худо-бедно оставался приличным человеком, что Иваныч являл собой воплощение форменного свинства. Как писал врач, пользовавший литератора перед кончиной, пациент являлся самому себе «в самых отвратительных видах, до образа свиньи включительно, с ее черепом, и мордою, и хребтом, и ребрами». Бедный, бедный Глеб Успенский! Не приведи Господи повторить его судьбу! Но мне кажется, что у меня все шансы стать тем самым Иванычем. Иногда я вижу, как сквозь мое вполне приличное, хотя и надоевшее мне за тридцать с лишним лет отражение проступает свиное рыло. Там, по ту сторону зеркала я – совсем не то, что отображает его давно не мытая поверхность.

      Нет, бояться надо не шизофрении. Впрочем, когда я узнал об этом, было уже поздно. Увы, я нормален. Может быть, даже слишком. Говоря мне это, подосланный ко мне веселый карлик с большим носом (специалист по душевным болезням) улыбался: ему казалось, что он меня осчастливил. Но я был расстроен его вердиктом. Ведь лучше бы мне быть больным. С больного и спросу нет.

      – Сукииииии! – ору я, как можно орать лишь в пустыне.

      Пускай вызывают свою полицию. Моя всесильная контора меня все равно отмажет. Кстати, почему мне не выдали корочки? По хорошему, должны выдать. Красные. С печатью. Как ценному сотруднику. Как бесценному. Впрочем, не понятно, какую фотографию туда вклеивать – мое лицо или свиное рыло?

      Я весело – как в детстве – хрюкаю в пустоту – крашеная и ее мужик ушли, наедине со мной – только терпкий холодный осенний воздух и полбутылки коньяка. Меня никто не слышит.

      Впрочем, я знаю наверняка: прослушка есть и на балконе. Квартира