Сегодня, добрые мужья,

      Повеселю вас новой сказкой.

      Знавали ль вы, мои друзья,

      Слепого мальчика с повязкой?

      Слепого?… Вот? Помилуй, Феб!

      Амур совсем, друзья, не слеп:

      Но шалуну пришла ж охота,

      Чтоб, людям на смех и назло,

      Его безумие вело.

      Безумие ведет Эрота:

      Но вдруг, не знаю почему,

      Оно наскучило ему.

      Взялся за новую затею:

      Повязку с милых сняв очей,

      Идет проказник к Гименею…

      А что такое Гименей?

      Он сын Вулкана молчаливый,

      Холодный, дряхлый и ленивый,

      Ворчит и дремлет целый век,

      А впрочем добрый человек,

      Да нрав имеет он ревнивый.

      От ревности печальный бог

      Спокойно подремать не мог;

      Все трусил маленького брата,

      За ним подсматривал тайком

      И караулил супостата

      С своим докучным фонарем.

      Вот мальчик мой к нему подходит

      И речь коварную заводит:

      «Развеселися, Гименей!

      Ну, помиримся, будь умней!

      Забудь, товарищ мой любезный,

      Раздор смешной и бесполезный!

      Да только навсегда, смотри!

      Возьми ж повязку в память, милый,

      А мне фонарь свой подари!»

      И что ж? Поверил бог унылый.

      Амур от радости прыгнул,

      И на глаза со всей он силы

      Обнову брату затянул.

      Гимена скучные дозоры

      С тех пор пресеклись по ночам;

      Его завистливые взоры

      Теперь не страшны красотам;

      Спокоен он, но брат коварный,

      Шутя над честью и над ним,

      Войну ведет неблагодарный

      С своим союзником слепым.

      Лишь сон на смертных налетает,

      Амур в молчании ночном

      Фонарь любовнику вручает

      И сам счастливца провожает

      К уснувшему супругу в дом;

      Сам от беспечного Гимена

      Он охраняет тайну дверь…

      Пойми меня, мой друг Елена,

      И мудрой повести поверь!

      Что восхитительней, живей

      Войны, сражений и пожаров,

      Кровавых и пустых полей,

      Бивака, рыцарских ударов?

      И что завидней кратких дней

      Не слишком мудрых усачей,

      Но сердцем истинных гусаров?

      Они живут в своих шатрах,

      Вдали забав, и нег, и граций,

      Как жил бессмертный трус Гораций

      В тибурских сумрачных лесах;

      Не знают света принужденья,

      Не ведают, чт о скука, страх;

      Дают обеды и сраженья,

      Поют и рубятся в боях.

      Счастлив, кто мил и страшен миру;

      О ком за песни, за дела

      Гремит правдивая хвала;

      Кто славил Марса и Темиру

      И бранную повесил лиру

      Меж верной сабли и седла!

      Воспоминаньями смущенный,

      Исполнен сладкою тоской,

      Сады прекрасные, под сумрак ваш священный

      Вхожу с поникшею главой.

      Так отрок Библии, безумный расточитель,

      До каплъ истощив раскаянья фиал,

      Увидев наконец родимую обитель,

      Главой поник и зарыдал.

      В пылу восторгов скоротечных,

      В бесплодном вихре суеты,

      О, много расточил сокровищ я сердечных

      За недоступные мечты,

      И долго я блуждал, и часто, утомленный,

      Раскаянье – горя, предчувствуя беды,

      Я думал о тебе, предел благословенный,

      Воображал сии сады.

      Воображал сей день счастливый,

      Когда средь вас возник Лицей,

      И слышал наших игр я снова шум игривый

      И вижу вновь семью друзей.

      Вновь нежным отроком, то пылким, то ленивым,

      Мечтанья смутные в груди моей тая,

      Скитаясь по лугам, по рощам молчаливым,

      Поэтом забываюсь я.

      И въявь я вижу пред собою

      Дней