Про то, как Вакса гуляла-гуляла, гуляла-гуляла. Михаил Левитин
Читать онлайн книгу.
ко Ваксу больше всех на свете. Ее подарил Маше мой лучший друг Санька в Новый год в Германии. Мы приехали к нему в гости. Там он и увидел впервые мою дочь, а она – Ваксу.
Мой друг небогат. Вакса куплена за малые деньги. Но так удачно, что сразу, как только мы ее развернули, прыгнула в самое сердце. И где они с женой разыскали такую симпатичную игрушку? Похожа на все мягкие игрушки сразу, но глаза расставлены как-то иначе, чуть-чуть разумней, и носик кожаный вздернут. Такая ладная, очень дружелюбная собачка. А какую другую мог подарить мой друг, способный терпеть меня вот уже больше пятидесяти лет?
Машка как обняла ее в ту новогоднюю ночь, так до сих пор и держит.
Когда она рисует, Вакса рядом, они перешептываются, Вакса – большой колорист. Когда играет на пианино, играет для Ваксы, так ответственней. Когда ест, Ваксе перепадают лучшие кусочки. Когда спит, то под одним одеялом с Ваксой, приобняв ее, да так мило, что стоит зажечь лампу ночью и склониться над ними, как сразу становится видно – до чего же у них похожи носы, торчат и посапывают.
Вот на один из этих носов и посягнул французский бульдог по имени Швейк. Он был тоже подарочный. Я достал его из клеенчатой сумки прямо на сцене театра, где шел поставленный мной спектакль, а Маша выбежала из зала на сцену навстречу мне – взглянуть, что там шевелится в сумке, а там в полном недоумении пыхтел Швейк, которого я извлек, чтобы показать дочке, а заодно и залу. Мне нужно было много успеть: и достать его осторожно, не повредив, и объяснить залу, что это я такое достаю и с какой стати, и, убедившись, что Маше понравился мой подарок, передать и дочку, и бульдога моей жене, стоящей у сцены, чтобы они втроем скорей вернулись домой и там уже вместе с гостями обсуждали, как ловко было мной все проделано.
В этом спектакле возможны были любые чудеса, и появление бульдога из клеенчатой сумки тоже. Так что никто из зрителей не удивился, когда я объяснил, что делаю этот подарок своей маленькой дочке не бескорыстно, что всю жизнь мечтал иметь французского бульдога, но повода не было. А тут такой мощный повод – ее шестой день рождения!
Так что я схитрил в надежде, что она простит меня. И она, конечно, простила, что ей меня прощать – у нее была Вакса! А откуда и по какой причине берутся другие подарки – это уже не важно. Она только крикнула:
– Мама, смотри, какой симпатичный песик!
И кажется, даже забыла меня поцеловать.
В конце концов, я больше всех виноват, что, воплотив свою мечту о бульдоге, подверг жизнь Ваксы смертельной опасности.
– Папа, он мог выцарапать ей и глаза!
– Конечно. Поэтому я и спрашиваю тебя каждый день – убрала ли ты Ваксу куда-нибудь повыше, он же научился вспрыгивать на постель.
– Я ужасный друг, – сказала Маша, прижимая Ваксу к себе. – Я предала дружбу. Ты бы никогда на оставил Саньку одного, наедине с бульдогом.
– Ну, он как-нибудь справился бы, – попробовал отшутиться я, но она рыдала. И горе ее было безутешным, пока мама не нашла способ пристроить Ваксе очень похожий носик, другой игрушки, до которой Швейк еще не успел добраться, и все стало почти по-прежнему.
– Тебе не больно? – спрашивала Маша после произведенной операции. – Теперь ты можешь дышать? Ведь тебе нечем было дышать!
Не знаю, что отвечала ей обретшая прежний вид собачка, но постепенно все успокоилось.
Все успокоилось – с новой любовью, новой силой, но только не во мне. Я вспомнил все и снова стал несчастен.
Вакса была не Вакса. Вернее, не та Вакса, что подарил мой друг в немецкую новогоднюю ночь. И вовсе не потому, что у нее откусили нос, а потому что ее подменили. Уже давно. Это была подмененная Вакса. Очень похожа на прежнюю, но другая.
Та Вакса, беленькая, с коротким хвостом, через два года после нашего приезда из Германии была потеряна Машей на базаре, куда она пошла за яблоками с бабушкой. А эта, золотистая с длинным хвостом и очень-очень похожая, была после долгих поисков куплена нами в магазине и выдана Маше за ту, потерянную.
– Это не Вакса, – сказала Маша. – Вакса – беленькая, и хвоста у нее почти не было.
– Взгляни, какое солнце, – весело сказал я. – Она загорела на базаре, пока мы ее искали. И хвост успел отрасти. Но мордочка! Ты взгляни на мордочку, разве это не Вакса?
Она долго думала, разглядывая игрушку, потом сказала:
– Наверное. Только почему она такая чистенькая? Моя была линялей.
– Но она вернулась! Разве ты не видишь, что она прямо-таки сияет от радости?
Долго она еще думала что-то про себя, несколько дней, осторожно разглядывая Ваксу, лежащую поодаль, спала одна, не брала собачку в постель, держала на табуретке, потом начала обращаться к ней с какими-то незначащими вопросами, та, вероятно, что-то дельное отвечала, потому что через несколько дней Маша принесла игрушку ко мне и сказала:
– Ты прав, папочка, все-таки это и есть моя Вакса, хотя и не совсем на себя похожа.
Я стал снова что-то говорить о солнце,