Я открываю глаза – солнце ушло с неба, его закрыло облако, унеся с собой и эту странную фантазию, посетившую меня, когда я задремала. Я веду себя неразумно, лежа тут на лавочке посреди Парижа, в то время как меня терзает столько вопросов. Я веду себя неразумно с того самого момента, как приземлилась на этой земле, но теперь я совсем свихнулась. Может быть это оттого, что я не знаю, как мне поступить дальше? Никогда еще я не оказывалась в такой ситуации. Никакого контроля, только легкое головокружение от света. Я слишком долго лежала с закрытыми глазами и теперь чувствую себя немного не в своей тарелке, пока цвета и краски вокруг меня приобретают привычный вид – зрачку нужно некоторое время, чтобы восстановить свои функции, после того как я валялась, подставив лицо солнцу.

      Мраморная скамейка, на которой я лежу, холодна как лед, несмотря на жару. Камню же, наверное, лет пятьсот. В этом городе любви все невообразимо старо и красиво, но те, кто живет здесь, не замечают этого. Для них улицы и бульвары – только названия, буквы, апострофы. Для местных в созвучии «Люксембургский сад» нет поэзии, это всего лишь кусок маршрута по дороге на работу и обратно, для меня же – возможность получить передышку, но время мое, кажется, вышло. Телефон молчит, Андре не звонит мне. Работает или растворился в утренней дымке тумана, которым был укутан Париж сегодня? Я потираю ссадины на запястьях – живое напоминание о вчерашней ночи. Что, если Андре вовсе забыл обо мне? Возможно, это и к лучшему, потому что я-то никак не могу забыть о нем.

      Сделав над собой усилие, с неохотой сажусь и осматриваюсь. Сколько времени я провалялась здесь? Солнце в зените. Я уехала из гостиницы в двенадцать, после ненавязчивого звонка портье.

      – Мадам, вам понадобится помощь? – спросил он меня, стоящую среди разбросанных вещей в оставленном мамой номере.

      – Помощь? – удивилась я, не совсем понимая, что он имеет в виду.

      – Чтобы снести вещи вниз, – добавил портье тем же спокойным, вежливым тоном.

      Только тогда до меня дошло, что меня выселяют из гостиницы. Вот что, оказывается, означали слова мамы о том, что она рассчиталась за номер. Я все еще не могла поверить, что она уехала, хотя в сущности это было вполне в характере моей мамы – принимать резкие, спонтанные решения, исчезать и появляться в моей жизни, переворачивая все с ног на голову. Иногда, сидя дома за компьютером, я чувствовала себя куда старше и скучнее, чем она. Моя мама была живым огнем, а я – всего лишь пеной из огнетушителя.

      – А что, если мне придется задержаться? – спросила я у портье, беспомощно озираясь по сторонам.

      – Мы можем сохранить номер за вами, но тогда вам придется спуститься вниз и переоформить счет.

      – Спасибо, я подумаю, – кивнула я.

      Но думать было не о чем. В конверте на столе лежали деньги – их с лихвой хватало на то, чтобы покинуть Париж, но было недостаточно, чтобы в нем остаться. Я отложила деньги в сторону и достала мамино письмо. Если бы я приехала на полчаса позже, застала бы лишь кавардак, конверт с деньгами и это послание.

      «Даша, я должна уехать, так как мне предложили роль. Позвони, как только войдешь в номер, я не понимаю, куда ты делась.

      Между прочим, так не поступают с матерью!

      В любом случае, уезжай в Москву, потому что тут творятся странные дела. Я видела Сережу, но я не могу тебе рассказать об этом в письме. Не уверена, что вообще хочу говорить об этом – слишком ужасно то, что я увидела. Возможно ли, чтобы мои глаза обманули меня? Не думаю. Он точно был там. А где, кстати, была ты? Ладно, не важно. Просто будь осторожна. И уезжай в Москву, пожалуйста. Я понимаю, ты подцепила кого-то тут, в Париже. О, это так легко, тем более для тебя. Ты никогда не понимала своего счастья, унаследовав от меня гораздо больше, чем думаешь. У тебя отличные ноги. Впрочем, ты и сама наверняка знаешь об этом. Позвони Шуре, как приедешь. Твой кот уже разодрал обои в ее гостиной. Скажи ей, что я купила косметику.

      Ах да, будь поосторожнее с мужчинами. Им всем нужно только одно…»

      В письме не содержалось ничего путного, и сколько я не перечитывала его, яснее от этого не становилось. Больше всего меня заинтересовало это таинственное «одно», которое так нужно мужчинам.

      Проходящие мимо туристы разглядывали величественный, местами