Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг.. Владимир Кузнечевский
Читать онлайн книгу.
Сталина, похоже, настораживали, но, зная об активной поддержке основателя послеоктябрьской русской исторической школы со стороны Ленина, он до самой смерти ученого четко и недвусмысленно поддерживал его позиции, например тезис о том, что в СССР строится не национальное государство, а государство мирового пролетариата. Так, когда немецкий писатель Эмиль Людвиг 13 декабря 1931 года спросил Сталина, допускает ли он параллель между собой и Петром Великим, то генсек не задумываясь пояснил: нет, с Петром он себя не отождествляет, прежде всего, потому, что Петр Великий создавал и укреплял национальное государство помещиков и торговцев, а он, Сталин, ставит себе в задачу «не укрепление какого-либо «национального» государства, а укрепление государства социалистического, и значит – интернационального, причем всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса»[17].
В этот период генсек еще не решался публично возражать академику по вопросу исторической роли русского народа. Михаил Николаевич же четко исходил из того, что не нес в себе русский народ никакой объединительной роли по отношению к другим народам, а был, как и указывал Ленин, «русским держимордой», угнетавшим все другие присоединенные к Русскому государству народы. Так, когда председатель ЦИК Грузинской ССР Филипп Махарадзе (1868–1941), известный по конфликту со Сталиным в 1922 году в вопросе по поводу федеративного устройства СССР, в 1931 году имел неосторожность высказаться о положительном историческом взаимоотношении Грузии и России, это так возбудило Покровского, что он на Всесоюзной конференции историков-марксистов тут же взял слово и произнес: «Великорусский шовинизм есть опасность много большая, чем это могут себе представить некоторые представители нацменьшинств. Еще раз повторяю, я считаю, что т. Махарадзе относится к нам, русским, слишком снисходительно. В прошлом мы, русские, – а я великоросс самый чистокровный, какой только может быть, – в прошлом мы, русские, величайшие грабители, каких только можно себе представить»[18].
Более того, в основание созданной им схемы исторической науки послеоктябрьского периода Покровский заложил тезис о том, что вся русская дореволюционная историческая наука, базирующаяся на трудах Чичерина, Соловьева или Ключевского, – это наука помещичье-буржуазная, а значит – контрреволюционная. Прежде всего она таковой является потому, что в свою основу кладет историю русской нации и русского национального государства, а этого последнего, по Покровскому, просто не существовало. До самого своего ухода из жизни в 1932 году ученый боролся за то, чтобы прежнюю историю России заменить на новую – историю народов СССР. Характерный в этом плане пример: в августе 1928 года, когда Покровский задумал созвать Всесоюзную конференцию историков-марксистов, то включил в структуру конференции секцию «История России». Но через три месяца спохватился и переназвал секцию – «История народов СССР», объяснив это в следующих словах: «От одной из устаревших рубрик нас избавил коммунистический
См.: