То есть я всех буду видеть этакими ангелами в золотом свечении, а они меня обычным обывателем? Ну уж нет. Это никуда не годилось. Врач несмотря на то, что блондинка, видимо, и сама понимала, что это никуда не годится, потому что только пожала плечами.

      «Ну и шарага!» – едва не произнёс я вслух. Врач-блондинка и второй, более умный, офтальмолог – очкарик! Обалдеть!

      Конечно, я не собирался так просто сдаваться. В тот же вечер я написал письмо в тот центр, о котором сказала врач-блондинка.

      Блондинка – этим всё сказано. Не даром про них сочиняют анекдоты. И про замполитов не зря. Я сам знал одного преглупейшего бывшего замполита, ныне военного в отставке и менеджера по продаже автомобилей.

      Последнее у него, впрочем, неплохо получается.

      Но это всё лирические отступления, а о моём тогдашнем состоянии можно сказать в трёх словах: я был зол.

      Нет, точнее в четырёх:

      я был ОЧЕНЬ зол.

      Да, так будет гораздо точнее.

      Что мне еще рассказать о себе? Начну, пожалуй, с внешности…

      Нос прямой, или чуть вздёрнутый, вполне себе красивый. Глаза… обычные, в общем, глаза серо-синего цвета.

      И, как вы уже поняли, я ношу очки. Да, к сожалению, с толстыми стёклами.

      Нет ничего ужаснее, чем расставаться с мечтой после того, как ты уже утвердил её в своём воображении, в своих планах своей собственностью, своей будущей реальностью.

      Реальность же настоящая представляла собой зрелище унылое. Девушки в декольте – раздражали и те.

      Одна почему-то особенно.

      «Выставила свои сиськи», – подумалось с раздражением. Прикинул своим не слишком опытным взглядом – размер четвёрный- пятый. Девушка мне понравилась, но лицо я всё равно не запомнил. Но увидел бы снова – узнал бы.

      Почему-то вспомнился совершенно некстати, а может, как раз-таки кстати школьный экзамен и друг Сашка. Мы шли по улице с цветами, вернее, у Сашки была только одна роза, купленная на сэкономленную мелочь

      Друг был из так называемой социально неблагополучной семьи, говоря обычным языком, родители его выпивали, и часто.

      Чтобы то, что цветок один, не бросалась в глаза, по дороге Сашка наломал сирени, выбирая гроздья попышнее, окружил ими розу – получился самый настоящий букет.

      У меня роз было пять. Но одна сломалась по дороге.

      Это и стало причиной насмешки, ставшей для меня импринтом.

      – Как на кладбище, – усмехнулась, глядя на мои розы учительница.

      Сашке пришлось ещё хуже.

      – Я заслужила розы! – не на шутку оскорбилась учительница, и сирень полетела в окно.

      С тех пор я не люблю дарить ни сирень, ни розы, ни какие другие цветы.

      Вообще эротические фантазии с учительницей в главной роли – это цветочки-розочки по сравнению с таким сюжетом: жена твоего босса (и собственно говоря, тоже босс) и соответственно ты сам, то есть в данном случае я.

      Она… она похожа на резиновую куклу – красивая и бездушная, в кукольных же нарядах, а иногда, довольно редко, – в бежевых каких-то спортивных штанах и дурацкой лыжной шапочке. Но в таком виде, ей, разумеется, не место в моих эротических фантазиях.

      …Дождь начался не то чтобы совсем неожиданно, и всё равно в такую погоду, когда жасмин и липа пахнут предвкушением счастья, даже если пасмурно, изо всех сил надеешься, что зонт не понадобится. Но в том и коварство летнего дождя.

      Навстречу шла женщина, очень полная, в бриджах, в ярко-розовой футболке и зонтом цвета лопуха.

      «Как свинья под лопухом», – подумал я. А когда она подошла поближе, то зонт оказался огромным лопухом, и где только она нашла такой огромный?

      И это почему-то вызвало во мне чувство досады.

      Да, это чувство мне знакомо, и я не собираюсь это скрывать и притворяться суперменом или хотя бы просто весельчаком.

      И мне все равно, что таких не любят. Я просто обычный человек – нравится вам это или нет. Обычные все, но подавляющее большинство обычных мнят себя какими-то особенными, потому что любят как раз-таки особенных. Во всяком случае, привыкли так считать.

      Возьмем даже книги. Люди любят героев с неким налетом трагичности. «Как он любил!», «Как он страдал!»…

      А я обыкновенный человек, ругаю на кухне правительство,