Пятая профессия формально новой не является. Меняется ее смысл и наполнение. Словосочетание «гуманитарный технолог» я узнал более десяти лет назад от Ефима Островского. Гуманитарные технологии включали в себя набор инструментов в их интегральном единстве: рекламу, PR, брендинг, политические технологии, маркетинг, консалтинг.

      Десять лет назад я считал, что «профессия гуманитарного технолога есть то, чем занимаются гуманитарные технологи» (Pierre Гамаюн: «Золото на севастопольской мостовой», 2002, стр. 59). Инструменты могут смениться, но «эта музыка будет вечной». Предметно наиболее актуальным сегодня видится работа с социальными практиками: вытеснение морально устаревших и апробация, внедрение новых и перспективных. Но всегда в центре внимания гуманитарного технолога – человек.

      Если исходить из того, что высшим смыслом и целью любой коммуникации является забота о человеке, а не обмен информацией, то новый образ гуманитарного технолога – это не судья, а врач. Разумеется, для врача такие инструменты как реклама, пиар или политтехнологии могут не подходить. Используются другие новые инструменты. Я могу свидетельствовать, что в России происходит затяжная масштабная гуманитарная катастрофа. Десятки миллионов соотечественников имеет расстроенное психическое, душевное здоровье. В том числе, не в образном, а в медицинском смысле.

      Гуманитарный технолог старается не называть каждого третьего встречного придурками, идиотами, баранами, шизофрениками, маньяками, подонками, кретинами, ублюдками и т. д. и т. п. Хотя честная диагностика именно такая. Гуманитарный технолог работает над изменением социальных практик, в которых у больных будет меньше мучений; в которых у них вместо мычания появятся слова, а стоны перестанут называться песнями.

      Экономическая логика этой профессии как у врачей из традиционной медицины. О бедняке гуманистические идеалы предписывают позаботиться бесплатно; с богатого можно взять приличный гонорар.