Приключение с установлением личности. Артур Конан Дойл
Читать онлайн книгу.
непредвиденности, творящиеся там – нежданные совпадения, хитрые замыслы, недоразумения, поразительные сплетения событий, которые ведут через многие поколения к самым outre[1] следствиям, – беллетристика с ее банальностями и такими предсказуемыми концовками выглядела бы в сравнении крайне избитой и ничего не стоящей.
– Мне это отнюдь не кажется верным, – возразил я. – Дела, попадающие в газеты, как правило, и очевидны, и пошлы. Реализм в полицейской хронике доводится до крайности, и тем не менее она, надо признать, не предлагает никаких сюрпризов, не говоря уж о художественности.
– Создание реалистического эффекта требует определенного отбора и тактичности, – заметил Холмс. – Вот чего недостает полицейской хронике, которая, пожалуй, наибольшее ударение ставит на пошлостях судьи-магистрата, опуская детали, раскрывающие вдумчивому читателю истинную подоплеку случившегося. Поверьте, нет ничего более сверхъестественного, чем обыденность.
Я улыбнулся и покачал головой.
– Мне понятно, почему вы так считаете, – сказал я. – Разумеется, в вашем положении неофициального консультанта, выручающего на трех континентах всякого, кто оказался в полном тупике, вы постоянно соприкасаетесь с непривычным и необычайным. Но давайте-ка, – я поднял с пола утреннюю газету, – проведем практическую проверку. Вот первый заголовок, который попался мне на глаза: «Жестокое обращение мужа с женой». Полстолбца, но я и не читая знаю, что все это мне давно известно. Другая женщина, выпивка, толчок, удар, пинок, сочувствующая сестра или квартирная хозяйка. Ничего тупее не мог бы измыслить и самый тупой писака.
– Очень неудачный пример в поддержку вашей позиции, – сказал Холмс, взяв у меня газету и скользнув взглядом по странице. – Развод Дандесов. Мне в связи с ним пришлось заняться прояснением кое-каких деталей. Муж – трезвенник, никакой другой женщины, жалоба же основывалась на том, что он завел привычку в завершение каждой трапезы извлекать изо рта вставные челюсти и швырять ими в жену, а такое, согласитесь, вряд ли пригрезилось бы заурядному сочинителю рассказов. Возьмите понюшку, доктор, и признайтесь, что я побил вас вашим же примером.
Он протянул мне табакерку старого золота с большим аметистом в центре крышки. Драгоценная вещь, настолько контрастировавшая с простотой его обихода и привычек, что я не удержался и указал ему на это.
– А! – сказал он. – Я и забыл, что мы не виделись несколько недель. Маленький сувенир от короля Богемии на память о моей незначительной помощи в деле с фотографией Ирен Адлер.
– И кольцо? – спросил я, взглянув на сверкающий у него на пальце великолепный бриллиант.
– От голландской королевской семьи. Однако дело, в котором я помог им, настолько щекотливое, что я не могу доверить его даже вам, любителю описывать задачки, которые я решал.
– А сейчас вы занимаетесь какой-нибудь очередной? – спросил я с живейшим интересом.
– Десятью, двенадцатью, но ни единая не обещает ничего сколько-нибудь любопытного. Нет, они, понимаете, достаточно важны, однако нисколько не интересны. Собственно говоря, я давно убедился, что куда чаще для наблюдений предлагают дела без особой важности, для быстрого анализа причин и следствий, который и придает расследованию увлекательность. Самые серьезные приключения оказываются и самыми простыми, поскольку чем значительнее преступление, тем, как правило, очевиднее оказывается мотив. И во всем десятке упомянутых мною дел, за исключением довольно запутанной истории в Марселе, нет ни единого сколько-нибудь интригующего обстоятельства. Однако не исключено, что через несколько минут я получу их в достатке, так как сюда направляется моя клиентка, или я очень ошибаюсь.
Он уже минуту стоял у окна, глядя между открытыми жалюзи вниз на серую, в тусклых тонах лондонскую улицу. Поглядев через его плечо, я увидел на противоположном тротуаре крупную женщину с тяжелым меховым боа вокруг шеи и с пышным пером, ниспадающим с широких полей шляпы, кокетливо сдвинутой на ухо в манере герцогини Девонширской. Из-под этого внушительного балдахина дама с нервной нерешительностью щурилась вверх на наши окна; фигура ее слегка наклонялась вперед, а пальцы теребили пуговки перчатки.
Внезапно, будто нырнувший в воду пловец, она метнулась через дорогу, и мы услышали отчаянное дребезжание звонка.
– Я и прежде наблюдал такие симптомы, – сказал Холмс, бросая сигарету в огонь. – Колебания на тротуаре всегда предвещают affaire du coer[2]. Она нуждается в совете, но опасается, можно ли доверить кому-либо столь деликатное дело. Тем не менее и тут существуют различия. Если мужчина нанес женщине тяжкий удар, она не колеблется, и наиболее обычный симптом – оборванная проволока звонка. В данном же случае мы можем заключить, что речь действительно пойдет о любовной интриге, но девица не столько разгневана, сколько ввергнута в растерянность или горе. Впрочем, сейчас она войдет и рассеет наше недоумение.
Он еще не договорил, как в дверь постучали, и мальчик на побегушках доложил о мисс Мэри Сазерленд, а за ним уже маячила черная фигура ее самой, будто торговое судно под всеми парусами позади